Черные береты

Иванов Николай Федорович

– А потом?

– Потом – дело техники. Не справимся руками, применим спецсредства. Главное, повязать Козыря, остальные – пешки. Главное, чтобы вы…

Договорить старшему лейтенанту не дал телефонный звонок. Андрей, разговаривавший с председателем горисполкома последним, отодвинул аппарат начальнику тюрьмы.

– Если опять Илюша, пошлю ко всем чертям, – проговорил капитан, снимая трубку. – Да, слушаю… Андрея Леонидовича? Пожалуйста.

Пшеничный подал трубку старшему лейтенанту, недоуменно пожал плечами на вопросительный взгляд Андрея.

– Старший

лейтенант Тарасевич, слушаю вас.

– Здравствуй, старший лейтенант Тарасевич. Ты еще жив, падлюка? – вместо ожидаемого тонкого, извиняющегося голоса предисполкома на этот раз прогудел чей-то бас.

– Знают даже, что я здесь, – бросил трубку озлобленный Тарасевич. – Выслеживают. Значит, достал.

Звонок раздался вновь, и старший лейтенант, поколебавшись, поднял трубку.

– А ты трубку-то не бросай, гаденыш. Мы ведь не просто так звоним. Хотим, чтобы ты вместе с нами послушал некоторые вздохи и ахи – авось после этого пыл-то свой поубавишь.

В трубке щелкнуло, и пока Андрей догадался, что это включили магнитофон, послышался женский стон, а затем из него, из этого стона, плача, надрыва – голос жены:

– Пустите… Гады, сволочи… А-а, ы-ы…

– Зита! – закричал, забыв, что это магнитофонная запись, Андрей. – Зита, ты где? Что с тобой?

Послышался треск, и вновь до старшего лейтенанта дошло лишь подсознательно, что так рвут материю…

– Ну что может быть с женой командира ОМОНа, которого предупреждали вести себя скромнее? – наложился на новые стоны, крики и борьбу бас звонившего. – Правильно. Только слабенькая она у тебя оказалась, командир, только четверых и выдержала.

– Андрюша, – звала и плакала жена. – Андрюша, спаси…

– Убью, – шептал старший лейтенант, безумно глядя в одну точку. А рука помимо воли тянулась к лежавшему на столе автомату. – Всех до одного.

– Андрюша, спаси… – еле улавливался в аппарате слабый, затихающий голос.

– Вот так-то, командир. Если не хочешь, чтобы ее пустили по второму кругу, отменяй операцию и мотай со своим отрядом из тюрьмы. И побыстрее.

Грохнулась о стол трубка, разлетевшись во все стороны черными осколками. Затем взметнулся вверх стол, и, теряя со своей замызганной чернилами, изрезанной ножами поверхности бумагу, ручки, остатки телефона, полетел в угол. Единственное, что успел перехватить капитан – это автомат. Перебросив его вбежавшим на шум омоновцам, сам схватил за руки Андрея.

– Опомнись. Опомнись, тебе говорят.

– Они Зиту… Зиту… Она же в положении, беременная, – обмяк в больших капитанских руках Андрей.

– Мы сейчас поднимем всю милицию, – сразу все понял Пшеничный. – Соберем афганцев. Зита дома была?.. Не уйдут… Найдем всех.

– Товарищ капитан, – вбежал солдат-охранник, который стоял около камеры с заложниками. Ничего не понимая, оглядел разгромленный кабинет, возбужденных омоновцев. Но не забыл, зачем прибыл: – Заложники крикнули, что Сергей умер.

– Они хотят нас сломить, – тихо проговорил старший лейтенант. Освободился от рук капитана, прислонился к стене. – Они хотят подчинить нас себе. Нас, которые последними стоят у них

на пути… Арнольд Константинович, значит, так: вы запускаете нас в соседнюю камеру, сами начинаете возиться у двери.

– Андрей!

– Да, только так! Только так, и никак иначе. – Старший лейтенант снял каску, вытащил из нее застрявший черный берет. Надел только его, отшвырнул каску в сторону. Протянул руку за автоматом. Подсоединил магазин. Проверил приспособленные к бронежилету нож и баллончики с газом. – Доставайте ключи, Арнольд Константинович. А за Зиту они заплатят.

Зита…

Пожалуй, единственно искренними и трогательными событиями, объединяющими людей, оставались в их время свадьбы. В одну из майских суббот прозвучал в Риге марш Мендельсона и для Андрея с Зитой – командира взвода местного ОМОНа и учительницы младших классов.

– Тебя в младшие классы направили потому, что ты сама маленькая? – хитро щурил глаза Андрей. Знал: сейчас Зита покраснеет, станет еще привлекательнее. Поймает его влюбленный взгляд, смутится еще больше и слабо отмахнется ладошкой, упрашивая – перестань.

– Не-а, – улыбнется она…

Однажды он увидел ее, читающую книгу, в вечерней электричке, задержал взгляд и – о счастье! – именно к ней перед Ригой подсели трое подвыпивших парней. Они бесцеремонно заглянули в книгу, по очереди пощупали пышные рукава сиреневого платья. Девушка попыталась встать, пересесть на другую лавку, но ей ногами перегородили дорогу. Тогда она забилась в угол и стала искать взглядом защиту среди занятых своими делами пассажиров, сама став похожей на куст сирени, замерший перед грозой. И встретила спокойную, ободряющую улыбку Андрея. «Поможете?» – непроизвольно подалась она к нему, и Андрей легонько, только для одной нее кивнул.

На следующей остановке встал, прошел по вагону и сел рядом с парнями. Те оглядели его, соизмерили со своими троекратными возможностями, а главное, поняв, что это незнакомый для их жертвы человек, вновь повернулись к ней. И первый же, потянувшийся опять к книге, вскрикнул от боли после резкого захвата и выверта руки. Андрей спокойно улыбнулся ему, продолжая, однако, выворачивать суставы. И даже им, выпившим, стало ясно: здесь ловить нечего. Вернее, как раз есть чего.

– Теперь ничего не бойтесь, – посмотрел в широкие для маленького личика глаза девушки Андрей. А сам тут же подумал: «Но теперь бойся сам, если не хочешь пропасть».

Пропал! С превеликим удовольствием!..

– Мужества вам, – после традиционных свадебных пожеланий счастья сказал им командир отряда Млынник, и они, улыбнувшись, сжали под белой фатой друг другу руки – мы сильные. Выстоим. Хотя, конечно, понимали, что будет трудно, особенно Зите в кругу латышей, считавших оскорблением для нации замужество с «черноберетником», каким бы пресвятым этот «берет» ни был.

Да, видимо, глядел дальше и чувствовал больше их командир. Зиту не просто выставили с работы – не было дня, чтобы учителя при ней вслух не сочиняли заявление, которое на ее месте обязана была бы написать даже такая последняя тварь, как жена омоновца.