Черные гремлины

Райхман Григорий

"Следуй за красным маркером", - с этой фразы начиналась каждое пробуждение.

Здесь легко было потерять счет времени. Кто знает, ночь снаружи или день? Сначала я считал сны, но сбился со счета, когда дошел до пяти.

Двери, на которые светил красный маркер, открывались сами. А после закрывались за спиной. В недрах Железного острова было больше помещений с воздухом, чем я мог представить, и все они были разными: со столами и странными приборами, с запчастями скафандров и с огромными механическими лапами.

Именно в последнюю нору я приходил чаще всего. Маска называла ее сборочным цехом и хотела, чтобы я все починил. Из пола здесь торчали длинные металлические лапы с тремя локтями и со щипцами вместо когтей. Половина сборочного цеха сильно оплавилась, словно здесь бушевал пожар.

Я боялся представить огонь, который мог так сильно оплавить металл.

Сначала маска заставляла носить в сборочный цех всякие штуковины со всего Железного острова. У каждой из них было название. Маска называла их длинными и непонятными именами, которые я сокращал до одного слова. Сварка, резак, ключ, молоток, отвертка.

Эти инструменты были сложными и отличались от тех, что мне доводилось видеть снаружи. Отвертка, например, могла менять наконечник и вращалась, стоило чуть сжать рукоятку, а молоток сам вбивал гвозди, достаточно было прислонить его к шляпке.

Когда все необходимые штуковины были собраны, маска начала говорить, что делать, а красный маркер указывал, где именно. Поначалу все валилось из лап, но время шло, и вскоре я научился обращаться с инструментами.

Самым интересным был резак. Он выпускал тоненький луч острее любых когтей. Резак использовался реже всего, но это было весело: под его лучом любой металл с шипящим потрескиванием распадался на две половинки.

– Соблюдай постулаты самосохранения, гремлин, - предупредила меня маска, когда я впервые работал с резаком. Я все равно нечаянно поджег себя и чуть не сгорел, но с потолка на меня посыпался какой-то белый порошок и погасил пламя. С тех пор мою шерсть покрывал вонючий порошок. Вылизывать его было бесполезно - он свалялся с шерстью. Это было ужасно, потому что с такой шерстью я был некрасивым. Ари-Ару не понравился бы тот неряха, каким я стал.

После работ маска открывала доступ в нору, где хранился зефир. Он лежал в специальных контейнерах: в них было так холодно, что леденела шкура, а от крышек шел морозный пар. Зефира было много, я не удержался и объелся в первый день, а потом долго валялся с больным животом. После этого случая я старался не переедать.

Несмотря на то, что сладостей было много, среди них не было обычных коричневых зефирок, которые мы ели на поверхности Железного острова, а остальными сладостями невозможно было наесться, словно они не были питательными. Я начал худеть.

Маска никогда не высказывала недовольства, не хвалила меня и не рассказывала о себе. Казалось, что если ее снять, бросить на пол и не слушаться ее глупых приказов, она примет это с таким же

молчаливым безучастием, как и любой другой поступок. Но ничего не делать было еще скучнее, чем работать, поэтому я работал.

Чтобы не было так скучно, я представлял, что играю в игру.

– Свари скройки В3 и В4, - сказала маска, а красная линия обозначила линию сварки. И вот искрящееся пламя соединяет два маленьких железных острова под названиями Вэ-три и Вэ-четыре, чтобы они стали одним огромным островом.

– Сними крепления с конструкта Б4, - сказала маска, и я откручивал их вращающимися кусачками, представляя, что это огромный гигант своими лапами вырывает плохого гремлина из земли.

Иногда я пытался завести с маской разговор. Если вопросы не касались починки, она не отвечала.

– Ты отпустишь меня?

– Когда производство будет налажено, ты вернешься к работе сборщика, гремлин.

– А где Бип-Боп? Он был тут, внутри.

Молчание.

– Когда я плавал на скайдле Борд, меня кормили зефиром красного цвета и даже с черной корочкой. А у тебя такой есть?

Молчание.

Зато маска всегда отвечала на вопросы о работе инструментов и о постулатах самосохранения. Отвечала одинаково и с одинаковыми интонациями.

– А какой первый постулат самосохранения?

– Не совать лапы под резак.

– Напомни первый постулат самосохранения.

– Не совать лапы под резак.

– Первый постулат самосохранения?
– захихикал я.

– Не совать лапы под резак.

Мне казалось это веселой игрой, и я старался утомить маску, спрашивая у нее одно и то же много раз подряд. Но она невозмутимо отвечала вновь и вновь, с теми же интонациями и без нотки усталости в голосе. Ее безразличность напоминала об Ониксе, но он хотя бы немного был живым, совершал непонятные поступки и спрашивал про цвета.

Маска не спрашивала ничего.

Однажды маска обнаружила, что я не умею считать и читать.

– Нажми восемь, девять, ноль, эс на контрольной панели, - потребовала маска, а маркер подсветил аппарат с множеством кнопок.

Я посмотрел на квадратные кнопки и нажал несколько наугад, потому что мне было стыдно признаваться, что я не различаю знаки на их поверхности. Маска помолчала, а потом сказала:

– Нажми кнопки, подсвеченные маркером, - с этой задачей я справился легко.

Позже, когда пришла пора есть, маска открыла другой морозный шкаф, в котором хранился зефир красного цвета.

– От этого продукта ты станешь умнее, - сообщила она. Мне понравилась мысль стать умнее, поэтому в ту ночь я опять объелся.

Некоторое время спустя маска включила в мое питание еще и черный зефир, который должен был сделать меня сильнее. Это случилось после того, как я уронил тяжелую конструкцию, и сложная работа, на которую ушло много дней, пошла насмарку.