Черные гремлины
Шрифт:
– Здоровские уши.
– У-у-у-у, - он тихонько завыл.
– Если будешь шуметь, я тебя съем, - пригрозил я.
– Не буду.
– Как тебя зовут?
– Мышонок.
– Никому не рассказывай, что видел меня, Мышонок. Ладно?
– А то ты меня съешь?
– Конечно.
– Никому не скажу, - пообещал Мышонок.
– Тогда закрой глаза и зажми уши. И не поломай Ежи, когда будешь с ней играть.
Он послушно спрятался в лапах. Я взял две зефирки и, стараясь двигаться бесшумно,
Мышонок закашлял. Он кашлял долго и хрипло, пока из его пасти не пошла кровь. Тогда он утерся одной лапой и, заметив, что меня больше нет, облегченно вздохнул.
В каюту ворвался Бурошкур. Он грозно оглядел помещение, и убедившись, что опасности нет, с неожиданной заботой погладил Мышонка по голове.
– Я вроде слышал кого-то. Все в поряде?
– спросил капитан.
– Угу. Тебе послышалось.
– Кашляешь?
– Бурошкур говорил тихо, в его голосе чувствовалась тревога.
– Немного.
– Не шугайся, твой большой брат сегодня сообразил штуку, на которой мы быстро докатим до черных, а их лечилы тебя подлатают.
– Спасибо, большой брат, - слабо улыбнулся Мышонок. И тут же зашелся в новом приступе кашля.
– Держись, малой, - потряс его Бурошкур.
– Сдохнешь - уши оборву, смекнул?
– Угу, - капитан потрепал брата по голове и вышел. Вскоре пираты опять зашумели за работой.
Мышонок понуро ковырял пол когтем.
– Съешь желтую зефирку, - посоветовал я. Маленький пират подпрыгнул на месте и вытаращился в мою сторону.
– Она целебная регенеративная и поможет тебе поправиться, - объяснил я.
Мышонок послушно порылся в колбе и начал грызть желтый зефир.
– Последняя осталась, - сообщил он.
– А ты приведение этой шкуры?
– Конечно, - согласился я и пошевелил шкуру лапой для убедительности.
Мышонок засмеялся.
– Но это шкура водяного монстра, а не гремлина.
Я задумался.
– На самом деле я призрак гремлина, которого съел этот водяной монстр.
– О-о-о, - протянул Мышонок.
– Ничего себе.
Мы помолчали. Маленький гремлин вновь закашлялся.
– Когда я умру, тоже стану приведением?
– спросил он.
– Ты не умрешь, - пообещал я ему.
– Потому что обязательно поправишься.
– Правда?
– улыбнулся он. С его губ стекала кровь.
– Конечно.
Пираты работали так долго, что от скрежета пил и стука молотков начала раскалываться голова. Мышонок свернулся клубком рядом с Ежи. Иногда он чихал, просыпался, тер глаза и снова засыпал. Я тренировался исчезать, заставляя свои лапы сливаться со стенами и появляться вновь. Оказалось, что я могу не только сливаться с окружением, а вообще как угодно менять цвет своей шерсти. Вот Ари-Ару удивится.
Когда меня начало клонить в сон, в каюту ворвался Бурошкур и сказал:
– Пора валить, собирайся, - он схватил узел с Ежи и зефиром и потащил его к выходу.
– А давай и шкуру возьмем с собой?
– попросил Мышонок.
– Че бы и нет, - буркнул капитан и сорвал шкуру со стены.
Мышонок очень удивился, увидев дыру в стене. Даже подошел и засунул в нее голову, чтобы посмотреть, нет ли кого внутри. Я не удержался и потрогал его за уши. Он пискнул и отпрянул.
– Э?
– поднял бровь Бурошкур.
– Ухо оцарапал, - объяснил Мышонок дрожащим голосом.
– Не мешкай.
Они вышли, а я последовал за ними.
Пираты соорудили самоходную телегу с крышей и на четырех шипастых колесах, причем колеса эти вращались специальными ручками. Бурошкур закинул все побрякушки внутрь и посадил на них Мышонка, а сам сел у передних рычагов. Кнот и Бонти сели у задних колес и схватились за приделанные к ним ручки.
– Готовы?
– загоготал Бурошкур.
– Погнали!
Прежде чем они поехали, я успел запрыгнуть на телегу. Никто меня не увидел, никто меня не учуял. Я стал призраком на пиратском судне.
Повозку тоже хотели назвать "Горелоя", но на стенку поместились только первых четыре знака. "Горе" двигалось быстро и ровно, вгрызаясь шипованными колесами в занесенное пеплом Белое море. Бурошкур потел за двоих, ворочая обе ручки с такой силой, что Кнот и Бонти еле успевали за ним. Мышонок дремал и изредка заходился в приступе кашля. Я накрыл его шкурой морского монстра и прошептал на рыжее ухо, что все будет хорошо.
– Спасибо, приведение, - пробормотал Мышонок.
Бурошкур обернулся на мгновение, но только нахмурился и продолжил ворочать ручки. Пираты точно знали направление, в котором надо ехать, хотя вокруг была одинаковая пустыня. Наверное, это Ниро подсказала им.
Вскоре я заметил, что Бонти начал задыхаться от взятого темпа. Его шерсть покрылась пеной, дыхание стало надрывным и сиплым, а глаза он выпучил так, словно подавился зефиром. Кнот угрюмо посматривал на товарища, а Бурошкур даже не обращал внимания.
Если не помочь, он надорвется. Я сел напротив Бонти и начал крутить ручку вместе с ним, схватившись за свободный край. Ворочать колесо было тяжело, даже тяжелее, чем грести веслом, но зато Бонти заметно повеселел.
– Второе дыхание открылось?
– спросил Кнот.
– Угу, - отозвался Бонти.
Мы набрали большую скорость, и воздух холодил шерсть на спине. "Горе" шло плавно, оставляя за собой ровный след от колес, который уходил далеко к горизонту. Надеюсь, гремлины с других островов тоже додумаются до такой повозки.