Черные гремлины

Райхман Григорий

– Она жива, - ответил Рвака.

Капитан ушел, а Кварц помахал у меня под носом другой пахучей палочкой. У нее был очень едкий и успокаивающий запах.

– Я тут, Ари-Ару, - прошептал я, слабея.

Следующей ночью меня водили по мастерам фрегата. Первым был мастер зубов.

– Сражался раньше?

– Нет.

– Возьми двузубец. Покрути. Сделай три выпада. Выпад - это резкий укол зубцами. Понятно, - мастер зубов что-то написал в карде и отправил меня к следующему мастеру.

Иногда во фрегат что-то врезалось,

и черные гремлины начинали бегать и кричать, поворачивая весла и целясь из огромных пушек в воду. Капитан хмурился и командовал, а остальные его слушались. На "Пятом Когте" гребцами были все, меняясь по очереди, и никого не приковывали к веслам и не били палками. Черные гремлины были послушными и дисциплинированными.

Мастера задавали мне вопросы и отправляли дальше. Мне стало стыдно. Я не сделал ничего плохого, но после сотни вопросов, на которые я ответил "нет", или "не знаю", или "не умею", было очень грустно. Я хотел, чтобы какой-нибудь мастер спросил, умею ли я перекидывать плюшевую шестеренку за спину или стоять на голове. Тогда бы я сказал: "Конечно!"

Но больше всего я хотел увидеть Ари-Ару. Капитан пообещал, что пустит меня к ней, как только я разберусь со всеми делами. Все дела - это какие?

Последний мастер назывался мастером воли.

– Господин матрос, - я уже знал, что гремлинов не капитанов и не мастеров звали матросами.
– Подскажите, где находится нора мастера воли?

– Каюта. Не нора, а каюта. Ясно?
– спросил гремлин-матрос с оранжевой шерстью. Многие гремлины на корабле были других расцветок. Но черных было больше всего.

– Так точно.

Синий указал на верхнюю палубу. Там стояла каюта мастера воли, расположенная даже выше каюты капитана. Я полез по лестнице, стараясь двигаться так, чтобы не болел живот, и постучал, когда забрался наверх. Никто не открыл.

Я ждал целый час, а когда мне надоело ждать, оказалось, что я уже внутри.

Шерсть мастера воли была покрыта тусклыми разводами и линиями, а его фиолетовые глаза ярко светились. Он словно весь состоял из двух глаз, а остальное тело было размытой тучкой, двигающейся за зрачками.

Каюта была пустой. В ней ничего не было. Когда я попытался разглядеть что-нибудь, закружилась голова.

– Скайа - мое имя, - прошептал мастер воли.

– Меня зовут Лак-Лик.

– Теперь Лак-Лик во власти Скайи. Лак-Лик бережет имя или оказывается в чужой власти.

– А Скайа во власти Лак-Лика?
– спросил я.

Мастер воли захихикал, и смех эхом разлетелся по каюте.

– Нет, потому что Скайа обманул. Садись.

Я сел на стул, которого раньше не было.

– Лак-Лик пытается увидеть, что в углу.

– В каком?

– В любом.

Я очень долго смотрел в левый нижний угол, но ничего там не увидел. Тогда я решил попробовать другой, но тоже ничего не получилось. Взгляд уплывал в сторону, в глазах двоилось, голова кружилось. Я очень старался, и скоро меня начало

тошнить.

– Хватит. Лак-Лик пытается сдвинуть чашу весов вниз, - Скайа-не-скайа достал из воздуха маленькие весы.

– Какую?

– Любую.

Я хотел встать и положить лапу на весы, но оказалось, что я могу только вертеть головой, которой не дотягивался до весов.

– Лак-Лик смотрит на весы и думает, как сильно он хочет их сдвинуть. Все мысли Лак-Лика о весах и движении. А когда Лак-Лик соберет достаточно мыслей, он скажет: "Бу!". И весы сдвинутся.

Я смотрел на весы и думал, как велел мастер воли. Я думал очень долго, пока не заболела голова, а потом сказал: "Бу!" Но ничего не произошло.

– Лак-Лик смотрит на весы и думает, что его жизнь зависит от того, сдвинет он весы или нет. Все мысли Лак-Лика о весах и движении. А когда Лак-Лик соберет достаточно мыслей, он скажет: "Бо!". И весы сдвинутся.

Когда мне показалось, что я разучился думать о чем-нибудь, кроме весов, я сказал: "Бо!" Но ничего не произошло.

Скайа переместился. Теперь он был у окна, хотя раньше в каюте не было окон.

– Лак-Лик редкий гремлин. Любой может чуть-чуть сдвинуть весы. Мастера воли могут погнуть весы или расплющить. А Лак-Лик не может ничего, - Скайа улыбнулся. Раньше он был похож на глаза и тучку, а теперь походил на глаза, тучку и зубы.

Я оказался снаружи каюты с кордом в лапах. Это был последний мастер, и я со всех лап побежал к капитану Рваке.

– Все дела сделаны, - я протянул корд капитану.

– Отлично, - капитан забрал корд.
– Мы подходим к Живому морю - западной границе Черного Архипелага. Мне нужен абсолютный порядок на корабле. Утихомирь крылатую, или мы ее убьем. Фланклин проводит тебя к ней.

Корабль содрогнулся вместе с воплем: "Выпустите меня!" Я пошел за матросом, которого звали Фланклин.

Тюремный трюм походил на поле боя. Погнутая клетка с изломанными прутьями была обмотана поцарапанными цепями и забаррикадирована железом. Рядом дежурили полдюжины вооруженных матросов с рогатками и двузубцами. Внутри бесновалась Ари-Ару, потихоньку выламывая детали своей тюрьмы. Мы с Фланклином подошли ко входу, дежурные быстро отперли клетку, а меня закинули внутрь. За спиной щелкнул замок.

– Ты!
– взбесилась Ари-Ару.
– Ты прыгнул в воду! Самоубийца! И ты укусил меня!

Я хотел сказать, но Ари-Ару наступала на меня, выталкивая в угол клетки.

– Как ты мог так поступить? Особенно после того, что я сказала?

Я оказался зажатым в углу.

– Теперь мы в этой глупой клетке море знает где! А все из-за тебя! И ты чуть не умер!

Я никогда не видел Ари-Ару такой страшной. Она расправила крылья с ужасными когтями на концах. Хвост за спиной яростно извивался и лупил по полу. Ари-Ару щелкала клыками, длинными и острыми. И она распушилась, став больше и опасней. Я сжался в углу и закрыл лапами глаза.