«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII - начало XX века

Измозик Владлен Семенович

Российские государи также считали, что с помощью перлюстрации можно достаточно эффективно бороться с различными злоупотреблениями чиновников всех ведомств.

Уже в начале правления Николая I, в мае 1826 года, ему была представлена копия тревожного письма А. Милорадовича из Троицка Оренбургской губернии Д.Г. Милорадовичу в Могилев от 9 апреля 1238 . Чиновник, посланный в составе секретной комиссии для ревизии положения дел на золотых приисках, сообщал своему родственнику:

1238

Возможно, это письмо от Александра Григорьевича Милорадовича (1793–1868) своему брату Дмитрию (1799–1844).

После больших трудов и беспрестанных занятий сделали мы… большие открытия, из которых заключить можно, что не только рабочие на золотых промыслах, но и жители всех состояний соседственных с ними городов и селений, даже и самые чиновники, производят тайную торговлю золотом. А посему мы здесь не в безопасности; здесь носятся глухие слухи, что чиновники, производившие следствие над одним или некоторыми лицами, отправлялись на тот свет скоропостижно. Нас это не устраивает, мы берем осторожности и весьма усердно стараемся открыть корень зла. В жизни не два раза умирать, и я смерти не боюсь, хотя конечно более

пожить желаю. Горя пламенной любовью к Государю и отечеству, я не буду жалеть жизни, если буду им полезен.

Далее следовал постскриптум: «О содержании сего письма никому не говори; это секретные сведения».

Резолюция императора гласила: «Уведомить по секрету [Е.Ф.] Канкрина [министра финансов], что до Государя… дошли подобные слухи… и что он предает их ему для сведения». 20 мая начальник Главного штаба И.И. Дибич направил министру финансов письмо с изложением сути дела 1239 .

В августе 1826 года в «черный кабинет» попало письмо некоего Ф. Виоле полковнику Крузе о злоупотреблениях начальника строительства канала между Ладожским озером и Ладожским (Староладожским) каналом. Автор письма утверждал, что на содержание двух тысяч рабочих были получены деньги, но на деле трудится только 600 человек. По распоряжению Николая I начальник Главного штаба Дибич 10 августа направил письмо начальнику Главного управления путей сообщения герцогу А. Вюртембергскому с известием о том, что до государя дошли «достоверные сведения о злоупотреблениях», и с изложением сути перехваченного письма. Уже 12 августа был получен ответ, что последние четыре года существует порядок, что инженер-руководитель работ не отвечает за проведение торгов и заключение контрактов на поставку необходимой рабочей силы. Это обязанность экономических комитетов. Перед окончательным расчетом с рабочими счета подрядчика проверяются инженером, поэтому злоупотребления сделались почти невозможными. Что же касается конкретного строительства, то экономический комитет смог собрать не более 500 человек вместо предполагавшихся 1500, а руководителю работ «была выделена весьма умеренная сумма». Поэтому пришлось снять 600 рабочих со строительства шоссе между Петербургом и Пулково, ибо «по причине небывалой засухи канал мог придти в непригодное для судоходства состояние». Поскольку работы производились в пяти различных местах, то всего трудилось до 940 рабочих в день. Вместе с тем для проверки на место командирован полковник И.И. Цвилинг, «известный по усердию и бесстрастию его» 1240 . Таким образом, очередная попытка поймать растратчиков закончилась ничем.

1239

РГВИА. Ф. 36. Оп. 4. Д. 244. Л. 2–3 об.

1240

Там же. Д. 390. Л. 1–7 об.

Особой темой было выявление через перлюстрацию попыток воздействовать на решение дел в различных сословных, государственных органах, в том числе и в Сенате. С октября 1827 года по август 1828-го велась перлюстрация переписки одиннадцати человек, проживавших в Петербурге, Москве и Пензе. Главным фигурантом был знаменитый банкир и откупщик А.И. Перетц. По просьбе московских откупщиков С.С. Селивановского, И.Ю. Фундуклея и других он выступал главным ходатаем их интересов. Дело в том, что по закону от 26 марта 1827 года в двадцати девяти российских губерниях вновь была введена (после отмены в 1817 году) система винных откупов. Московские откупщики добивались у министра финансов Е.Ф. Канкрина разрешения передавать пивную продажу частным образом. Корреспонденты предполагали возможность постороннего вмешательства в их переписку. Например, И.Ю. Фундуклей вложил письмо своему сыну, будущему киевскому гражданскому губернатору И.И. Фундуклею, служившему тогда в Канцелярии принятия прошений, в конверт, адресованный Е.Ф. Масленникову, чиновнику Санкт-Петербургского почтамта. Здесь же И.Ю. Фундуклей просил: «…вы мне скажите, если не в порядке письма к вам и к нему (Перетцу) доходят». Адресом Масленникова пользовались и некоторые другие корреспонденты Перетца. В марте 1828 года московские откупщики приняли последнего «в главноуправляющие товарищи и за труды его определили прибыль в 15 паев без всякой ответственности перед правительством за убытки и без всякого взноса со стороны его капитала». Затем в благодарность за труды из Москвы прислали от «благодарных книгопродавцев» 10 тыс. руб. Перетцу и 5 тыс. – И.И. Фундуклею. Наконец, 31 августа того же года некий Иван Соц сообщал в Москву, что сегодня из Сената отправляются указы в Московскую казенную палату «о разрешении передавать по Московскому откупу пивную продажу частным образом». В конечном счете в III Отделении, куда направлялись выписки из этих писем, никаких оснований для обвинения кого-либо в нарушении законов найти не смогли 1241 .

1241

ГАРФ. Ф. 1717. Оп. 1. Д. 17. Л. 1–43 об.; ПСЗ. Собр. 2-е. Т. 2. № 987.

В 1840-е годы некий Сторожев из Курска просил Ф. Желтухина принять участие в конфликтном деле помещицы Веденяпиной в Сенате (Мариинская колония требовала у помещицы значительную сумму за два земельных участка). За услугу Желтухину было обещано 150 руб. серебром и более. Николай I велел сообщить данную информацию министру юстиции, который поручил наблюдение за делом Веденяпиной одному из чиновников. Андружкевич из Курска писал в Москву, прося ускорить решение его дела в Дворянском собрании и Герольдии, поскольку дело уже более года находится без производства. Государь повелел сообщить об этом министру юстиции. Булич из Казани просил И. Андреевского похлопотать в Сенате об отмене решения Саратовского уездного суда по двадцатилетней тяжбе некой Комаровой с ее отцом. В результате тяжбы и так уже израсходовано 15 тыс. руб. серебром, а судьи требуют еще 1 тыс. руб. По распоряжению Николая I выписку отправили министру юстиции.

Некая Скородумова из Вологды послала Карлу Гиппиусу в Москву 100 руб. серебром для передачи их правителю канцелярии обер-полицмейстера, поскольку муж ее направил обер-полицмейстеру просьбу. По распоряжению государя выписка была представлена С.В. Перфильеву, начальнику 2-го округа Корпуса жандармов. Тот доложил, что статский советник К. Гиппиус «давно оставил уже ходатайства по частным делам», а о правителе канцелярии Назарове «не слышно никаких предосудительных отзывов». Хрущев из Курска уведомлял П.В. Боголюбова, что направил жалобу в Сенат и «готов на пожертвование, какое потребуется». А. Можарова из Кирсанова требовала от И.С. Ненюкова, секретаря 7-го департамента Сената, вернуть ей 550 руб., поскольку дело по духовному завещанию закончилось не в ее пользу 1242 . Таким образом, результат рассмотрений этих выписок был почти нулевым.

1242

Там же. Ф. 109. 1-я экспедиция. 1844.

Оп. 19; Д. 212. Л. 8–8 об., 10–10 об., 20–20 об.

Одновременно делались и доставлялись И.И. Дибичу и А.Х. Бенкендорфу выписки, отражавшие самые разнообразные сплетни о неблаговидном поведении чиновных и других лиц. Это, видимо, должно было создать впечатление, что император знает практически обо всех происшествиях во вверенном ему богом государстве. Например, было доложено о письме некой Орлены, жены А.И. Грузинского. Она писала в июле 1827 года о беспутстве в Рязани: якобы архимандрит Леодар живет с женой доктора, игумен Гедеон – с почтмейстершей Романовой, а губернаторша – с нанятым лакеем. Особенно автора письма возмущала связь почтмейстерши, ибо «это все равно, что с кучером, а греха в десять раз больше, чем со светским» 1243 . В августе 1826 года из письма неизвестного в Москву была сделана выписка о драке, случившейся между студентами Медико-хирургической академии и чиновником и прекратившейся лишь в результате действий военного патруля. По поручению императора Дибич обратился с запросом к военному губернатору столицы П.В. Голенищеву-Кутузову. Тот сообщил 3 октября, что военный патруль 18 июня арестовал троих студентов «за шум и прибитие чиновника Анкудинова». Всего в драке участвовало семеро студентов и двое их знакомых. Конференция Медико-хирургической академии, разбиравшая дело 23 сентября, ходатайствовала о прощении студентов, поскольку были виновны обе стороны. Но 2 ноября Дибич сообщил Голенищеву-Кутузову решение Николая I – выслать участников драки из города 1244 .

1243

РГВИА. Ф. 36. Оп. 5. Д. 111. Л. 24.

1244

РГВИА. Ф. 36. Оп. 4. Д. 454. Л. 1–13 об.

В сентябре 1826 года возник скандал с перехваченным письмом поручика Н. Воронковского шестому герцогу У.Д. Девонширскому. Воронковский был адъютантом Е.Ф. Комаровского, командира корпуса внутренней стражи. Герцог же в качестве представителя английского короля прибыл в Москву на коронацию Николая I. В письме поручик просил у герцога 20 тыс. фунтов стерлингов «для обеспечения состояния своего и возможности совершить путешествие в Англию». Император был чрезвычайно раздосадован происшедшим. Он «не мог вообразить, чтобы офицер российской армии, забыв совершенно правила чести, решился унизить себя до такой степени». Поскольку письмо было адресовано к посланнику иностранной державы «и посему должно сохраняться в высочайшей тайне как сие сведение дошло до Его Величества», Николай приказал военному губернатору столицы П.В. Голенищеву-Кутузову арестовать поручика. Начальнику последнего Комаровскому велел: «…войти ко мне с рапортом, как о деле, дошедшем до сведения вашего (не называя от кого именно)». Воронковский объяснил, что в 1816 году после смерти родителей остался «в беспомощном состоянии с двумя малолетними братьями (один умер в 1820 г.) и четырьмя сестрами. <…> находился всегда в такой бедности, что едва мог содержать себя». После расследования государь приказал перевести его в Нижегородский драгунский полк тем же чином. Выяснилось, что Воронковский серьезно болен, и его пришлось положить в госпиталь. В середине декабря 1826 года дежурный генерал Главного штаба А.Н. Потапов сообщил Комаровскому, что по излечении поручика отправят в Тенгинский пехотный полк. В сентябре 1827 года его уволили со службы «без награждения следующим чином, без мундира и с запрещением жить в столицах». Через полтора года, 22 марта 1829 года, глава III Отделения А.Х. Бенкендорф направил служебную записку военному министру А.И. Чернышеву о том, что Воронковский, не имея средств к пропитанию, просится на службу, хотя по состоянию здоровья вступить в военную службу не может. 29 марта 1829 года Чернышев сообщил Бенкендорфу о решении императора: Воронковскому разрешалось вступить в гражданскую службу 14-м классом, но только в провинции 1245 .

1245

Там же. Д. 426. Л. 1–26.

Из писем офицеров делались выписки о положении дел в войсках, о происшествиях, об облике отдельных командиров. По указанию императора подобные выписки направлялись командующим войсками для проверки и принятия мер. Как известно, Николай I с большим подозрением относился к генералу А.П. Ермолову, командующему Отдельным Кавказским корпусом. После начала 16 июля 1826 года русско-персидской войны император направил на Кавказ И.Ф. Паскевича с особыми полномочиями. В августе и сентябре были перлюстрированы письма двух кавказских офицеров, Н. Лизлова и Н.А. Муханова, штабс-капитану Н.П. Воейкову в Москву. Воейков, адъютант Ермолова, был арестован 9 января того же года по подозрению в принадлежности к тайному обществу на Кавказе, 20 февраля был освобожден, но, как показывают эти документы, оставался под подозрением. Из писем были сделаны выписки. Лизлов писал о низкой боеспособности Тифлисского полка, «составляющего одну орду» и имеющего не более 1 тыс. человек под ружьем. «Большая же часть людей и часть офицеров, заботясь только о своем хозяйстве, побросав много оружия, отправились за Безобдис [горный хребет] <…> все только и помышляют о спасении гусей своих, о продаже цыплят, о торговле солью и пр.» Далее выражалась надежда на прибытие войск из России. Муханов резко отзывался о начальнике пограничной линии, полковнике князе Л.Я. Севарселидзе, подчеркивая, что он «бестолковый и пустой хвастун». Государь приказал направить выписки Паскевичу 1246 .

1246

Там же. Д. 453. Л. 1–7.

В начале июня 1837 года Николаю I была представлена выписка из письма А.И. Тургенева из села Лопасня А.Н. Авдулину в Петербург, заверенная директором почтамта А.Я. Булгаковым. Автор письма утверждал, что результатом повеления «Всемилостивейшего Государя и отца нашего… устраивать повсюду дороги, шоссе называемые, Великое благодеяние царя мудрого» становится в ряде случаев страданием обывателя. Якобы «какой-то неугомонный директор шоссейных работ» нанес ущерб семейству Еропкиных в селе Лопасня на 15 тыс. руб. Император поручил сообщить об этом начальнику 2-го округа жандармов генерал-майору С.В. Перфильеву и потребовать от него информацию. В результате переписки уже 18 июля А.Х. Бенкендорф представил государю доклад о деле Еропкиной, из которого следовало, что с жалобами на начальника работ капитана Гаврилова 3-го обращались коллежский советник М.Н. Еропкин, а после смерти последнего – его дочь Н.М. Еропкина. Еропкин «надеялся на получение выгод при заготовке материалов для строительства шоссе». Когда же за поставку камня взялись другие помещики, отчего казна выиграла до 60 тыс. руб., начались жалобы Еропкина 1247 . Таким образом, был сделан вывод о ложности доноса.

1247

ГАРФ. Ф. 109. 1-я экспедиция. 1837. Оп. 12. Д. 109. Л. 1–16.