Черные колокола
Шрифт:
— Пришлите войска ООН!
— Промедление смерти подобно!
— Венгрия всегда была с Западом.
— Мадьяры сражаются и за Америку, и за Англию, и за Францию.
Дипломаты стояли у раскрытых окон, сладенько улыбались, приветствовали толпу плавным покачиванием рук, поднятых на уровень лица, но молчали.
Время открытых подстрекательских речей еще не пришло. Дипломаты были пока скромны. Не хотели лезть в пекло раньше своего батька, президента США. Они ждали от него сигнала.
И не заждались.
Еще бушевали перед американской миссией те венгры, которые всегда были с Западом, которые сражались
Сигнал Эйзенхауэра был подхвачен и английской и американской миссиями. Теперь уже не только тайные послы США руководили контрреволюцией, но и явные. Военный атташе Англии полковник Джемс Н. Каули вместе с мятежниками бросился в открытую атаку. Он давал военные и политические советы видным вожакам вооруженных отрядов. Он выступал с речами. Вдохновлял. Указывал. Подстрекал. Обещал.
И слал через своих доверенных лиц, хлынувших с Запада в Венгрию, английские автоматы нового типа — «Томсон», западногерманские скорострельные карабины МР-44 и автоматы МП-40 и американские ЮС «Карабин».
В той же зоне и точно так же действовал атташе американского посольства Квэд.
Машина Квэда под американским флагом пробилась на бульвар Ференца в казармы Килиана. Атташе американской миссии официально отрекомендовался вожакам мятежников и заявил, что говорит не от собственного имени. Квэд сказал, что вооруженные антикоммунистические силы могут рассчитывать на солидный долларовый заем США.
Из казарм Килиана американец Квэд помчался на площадь Республики, Кёзтаршашаг, где в это время «национал-гвардейцы», овладев после штурма Будапештским горкомом партии, казнили коммунистов: вспарывали животы ножами, вешали за ноги на деревьях, забивали рты партбилетами, вырывали сердца и глумились над портретами Ленина.
Квэд появлялся всюду, где начинался пожар. Он до последней минуты оставался на посту. 4 ноября на рассвете «кадиллак» с огромным звездно-полосатым флагом подхватил вышедшего из парламентского убежища кардинала Миндсенти. Примас католической церкви был доставлен на площадь Сабадшаг. В миссии Соединенных Штатов, в личном кабинете посланника Уэйдеса, кардиналу суждено пребывать много лет.
Во второй половине дня 25 октября центр событий в Будапеште переместился от американского посольства к парламенту.
К этому времени контрреволюция перегруппировала силы, подтянула резервы, организовалась и решила действовать хитростью: малой своей кровью вызвать большую кровь народа. Прикинулась присмиревшей, желающей мирным путем добиваться своих целей.
Тысячи людей собрались на площади Кошута, где в эта время советский танковый полк охранял здание парламента. Опять были речи. Очередной оратор, стоя на цоколе памятника, потрясал кулаками:
Одним вот этим днем великимВся жизнь увенчана моя!Наполеон, моею славойС тобой не обменяюсь я!И когда оратор умолк, жадно
Тысячи людей, охваченные сразу же, с первых выстрелов паникой, не понимая, кто и откуда стреляет, обезумев, хлынули в ущелья улиц и переулков. С улицы Батория в спину убегающим строчили пулеметы Ласло Киша. В одно мгновение разнеслась по Будапешту ужасная неправда:
— Русские танкисты расстреливают мирных демонстрантов!
Появляется на арене Бела Кираи, бывший генерал-майор, будущий командующий «национальной гвардией», будущий фюрер войск внутренней охраны контрреволюции, войск мстителей, карателей, будущий беглец, приговоренный к смерти, и главный поставщик «документов» и «свидетельских показаний» для специального Комитета пяти, созданного ООН.
На одной из набережных Дуная толпа подростков-школьников вплотную подошла к стоящим танкам и забросала их бутылками с горючей смесью, которые были замаскированы под чернила и лежали в школьных сумках.
Капиталистическая пресса через несколько дней раструбила на весь мир, как мадьярские дети воюют с русскими. Были размножены в сотнях миллионов фотографии «героев». И ни в одной газете не было сказано, что это за дети, откуда они, кто и как вложил в их руки смертельный огонь.
Советские молодые люди, одетые в форму танкистов, сами еще недавно бывшие детьми, не могли и подумать, что враг, как он ни коварен и жесток, слособен на такое: воевать руками детей. Они не знали, что в последние дни в некоторых школах, там, где под личиной преподавателей истории, литературы и математики скрывались хортистские офицеры, лихорадочно готовились особые летучие отряды истребителей, и потому не ждали нападения, вплотную подпустили мадьярских мальчиков к своим машинам. И сделали это охотно, с радостью.
Погибли в огне, обуглились, так и не поняв, откуда на них нагрянула смерть.
Если бы воскресли русские юноши, если бы им еще раз пришлось увидеть детей, бегущих к боевым машинам, они бы опять встретили их только доверчиво, добрыми улыбками.
Ласло Киш, сидящий около радиоприемника, поворачивает рычаг, усиливает звук и победно-насмешливо смотрит на старого Шандора.
— Послушайте правдивый голос, Шандор бачи.
Диктор радиостанции «Свободная Европа» с мстительной торжественностью вещает:
— Окончательно распалась партия венгерских коммунистов. Миллион членов партии стали беспартийными, освободились от гипноза Сталина и сталинизма. Венгерская армия борцов за свободу увеличилась на миллион человек.
Ласло Киш приглушил радиоприемник, спросил с издевательским сочувствием:
— Что случилось, витязь Шандор? Почему такая партия распалась?
Ласло Киш, разумеется, не рассчитывал на ответ. Но Шандор не отмолчался. Не этому кровавому, злобствующему карлику ответил, не перелицованному профессору Дьюле. Он смотрел себе в душу, с собой говорил.