Чёрные крылья зиккурата
Шрифт:
— Ты стала вежливей. Неужели наши переговоры продвинулись? Скажи, Корнелий, продвинулись переговоры?
— Нет, патриций. Пленница упорствует.
— В чём же причина? Или вы разучились вести допросы?
— Мы применили обычный набор мер. Приглашали мастеров с востока. Однако мы всё ещё ждём разрешения убить её или покалечить.
— Я зачем-то нужна вам целой… бедный, бедный господин, — губы Рианы искривила улыбка. От мысли о том, что они боятся её смерти сильнее, чем она сама, ей становилось смешно.
— Она не безумна?
— Иногда находит, господин. Но по-прежнему опасна, так что мы не снимаем цепи.
Хозяин оглядел с
— Спать в этом удобно, Псина?
— Затекает вон там… под лопаткой. Но слуги массируют плетью по утрам, — и снова безумный смех.
Хозяин прошел по камере от стены до стены и остановился в двух шагах от пленницы. Говорили, что дело в самый раз для этой дряни… но патрицию не нравились такие советы. Он не был уверен, что сможет этим не-человеком управлять. Он заговорил, стоя спиной к невольнице, чтобы не смотреть в ледяные голубые глаза.
— Ну, вот что… ты верно подумала. Говорят, ты нужна мне живой. Я в это не верю, но так говорят. А ты как думаешь, может от тебя быть польза, Псина?
Он смотрел, как поблёскивают в свете факелов льдисто-голубые глаза, и не мог сдержать пробегавший по венам холодок.
— Тебе надо кого-то убить? Что-то узнать? Что-то украсть? Конечно, я могу быть полезна, — Пленница усмехнулась. — А ты… Ты чем можешь быть полезен мне?
На удивление быстро для своей комплекции патриций развернулся, поднял мгновенно оказавшийся в руках кнут и наотмашь хлестнул пленницу по груди. Та слегка качнулась, но не издала ни звука. Несколько секунд патриций смотрел в полные безумия глаза.
— Если сейчас я оставлю тебя с Корнелием наедине — ты не доживёшь до утра, — прошипел он.
Риана пожала плечами.
Хозяин снова занёс плеть для удара, но пленница заговорила. Медленно, будто не видела нависшей над ней угрозы.
— Ты сейчас выглядишь совсем не как подобает аристократу Вечной Империи… патриций. Ты окривел от злости, ещё секунда — и с клыков закапает слюна. Но я готова тебя выслушать, потому что умереть я успею всегда. А если ты хочешь, чтобы я убила ещё одного даэва, то, быть может, это будет последний даэв, которого я успею убить.
Хозяин опустил кнут. Он тяжело дышал. Ему казалось, что на голову ему вылили ушат холодной воды.
— Выйдите! — приказал он конвоирам, чуть отдышавшись.
— Простите, патриций, не могу, — Ворон опустил голову, словно ожидая удара.
— Ты — останься. Проверь, хорошо ли закрыта дверь.
Корнелий отошёл к двери и, проверив замок, кивнул и поклонился.
— Маркус Цебитар, — сказал патриций негромко, точно опасаясь, что стены услышат его.
Глаза пленницы блеснули.
— Почему бы и нет.
Глава 1. Арена
— Могу ли я верить глазам? Прекрасная Церера тоже тут. Не потому ли, что на арену зачастил командир Цебитар?
Клемента прикрыла веером порозовевшие щёки. Встряхнула огненными кудрями и сверкнула глазами, демонстрируя чуть больше кокетства, чем требовали приличия.
— Я люблю красивых мужчин, владетель, разве это секрет? Вы знали, что многие гладиаторы красивы?
С этими словами Церера повернулась к загону, где расположились два десятка ожидающих боя рабов. Некоторые из них — крепкие и загорелые, точили мечи. Эти были рыжеволосыми, как и она сама. Другие — смуглые и чернявые, имели раскосые глаза и
Клемента огляделась по сторонам и выцепила взглядом обитую бархатом скамью, стоявшую у самого края ложи — достаточно близко к арене, чтобы разглядеть всё, происходящее там, и при этом остаться в тени. Прошествовав к скамье, Клемента опустилась на неё и принялась устраиваться — вытянула ноги вдоль, подобрала складки длинной туники, закреплённой драгоценной фибулой на одном плече, поправила упавшие на белую грудь извилистые пряди волос.
С занятого ею места открывался достаточно хороший обзор, чтобы Клемента могла наблюдать и арену, пока ещё пустую в преддверии первых боёв, и разномастную толпу в многоцветных одеяниях, постепенно собиравшуюся на трибунах для простолюдинов, и загоны для рабов, и даже некоторые из соседних лож. Та, в которую пригласили её — обшитая деревом, покрытым золотой и алой краской — принадлежала третьему патрицию Вечной Империи, Маркусу Цебитару. Клементу пускали сюда всегда, а наряду с ней — ещё несколько человек, которых Маркус знал в лицо. Ложа располагалась почти что напротив императорской и была едва ли не лучшей из всех имевшихся в амфитеатре лож.
Подав знак рабыне, стоявшей в углу с подносом в руках, Клемента подозвала её к себе и прямо с блюда отщипнула несколько крупных виноградин, а затем одну за другой принялась отправлять их в рот. Рабыня осталась стоять в изголовье скамьи, готовая выполнить новые пожелания госпожи. Как и эта рабыня, Клемента не была одной из даэвов — покорителей материка, шесть сотен лет назад пришедших по морю сквозь южный туман. К расе высших принадлежала только её мать, а отец был галлом, но таких как она в Империи оставалось большинство. Впрочем, мало кто из этого большинства залетал так высоко.
Клемента не слишком переживала на этот счёт. Она и без того выделялась среди себе подобных всем, чем могла. Большинство женщин сегодня пряло в своих домах, ожидая, когда мужчины вернутся с игр, где не принято появляться им самим. У Клементы не было ни мужа, ни жениха. Её роскошный особняк находился в квартале Красных Огней, и ей некого было ждать. В свои двадцать семь человеческих лет она оставалась свободна, как ветер, независима и абсолютно одна.
— Не более, чем породистый конь, прелестная. Разве вне арены вам не хватает внимания?
Клемента поморщилась. Внимание некоторых людей — таких как Луцио — ей казалось абсолютно излишним, и она с радостью предпочла бы его избежать.
Распорядитель арены не только не принадлежал к числу даэвов и не имел патрицианского титула, он к тому же был, мягко говоря, полноват. Живот его низко нависал над пахом, так что основные ценности было не разглядеть. Ножки же, видневшиеся из-под укороченной по последней моде тоги, оставались тонкими и немного дряблыми. Лицо украшал массивный второй подбородок. Руки, без сомнения, никогда не держали меча — зато не чурались отправлять в бой несчастных рабов. Если Клементе, в самом деле умевшей ценить мужскую красоту, какой-то мужчина и был отвратителен до скрежета в зубах, то это, без сомнения, был именно он. Впрочем, к её великому сожалению, такими как раз-таки и полнилась Империя. Ради таких затевались войны. И игры тоже устраивались не столько для аристократов, имевших достаточно развлечений в своих дворцах, сколько для таких вот простых горожан.