Черные кувшинки
Шрифт:
— Винсент вообще странный…
Поль попытался изобразить на лице успокаивающую улыбку.
— Если кто из нас двоих и повредился головой, то это точно не ты! А с учительницей ты про Джеймса не разговаривала?
— Нет еще. Думаешь, это так легко? Завтра попробую…
— А с другими художниками в деревне?
— Тоже нет. Страшно как-то… Джеймс всегда был один. По-моему, он, кроме меня, вообще ни с кем не общался.
Если честно, Поль, то мне немного стыдно. Даже очень стыдно. Потому что иногда я говорю себе, что должна забыть
Фанетта взяла картину — большую, размером почти с себя, — и положила на лист крафт-бумаги, который принесла с собой. Затем она повернулась к мельнице «Шеневьер». Мельничная башня ясно выделялась на фоне оранжево-красного заката. В этой картине была какая-то зловещая красота. Фанетта даже пожалела, что уже убрала кисти и краски.
— Поль, знаешь, что мне иногда кажется? — Она аккуратно заворачивала картину в бумагу.
— Что?
— Что я просто выдумала Джеймса. Что на самом деле его не было. Что он, как бы это сказать, нарисованный персонаж. Вроде папаши Троньона с картины Теодора Робинсона. Он спустился с лошади, познакомился со мной, рассказывал мне про Моне, внушал, что у меня талант, и говорил, что я обязательно должна заниматься живописью, а потом вернулся туда, откуда пришел, — в свою картину. Сел на лошадь и так и остался вместе с ней посреди ручья, в двух шагах от мельницы…
«Ну, скажи мне, что я чокнутая».
Поль наклонился и взял в руки картину Фанетты.
— Не думай об этом, Фанетта. Не разрешай себе об этом думать. Куда картину понесем?
— У меня тут тайник есть, сейчас покажу. Домой я ее нести не могу. Мать разозлилась из-за Джеймса и слышать не желает ни про живопись, ни про конкурс. Она мне такой скандал устроит!
Фанетта пробежала по мосту и спрыгнула к портомойне.
— Осторожнее по ступенькам, они скользкие! Дай-ка мне картину.
Поль передал ей запакованное полотно.
— Смотри, вот он, мой тайник. Тут как раз места хватает. Как будто нарочно оставили, чтобы прятать картины.
Фанетта подозрительно огляделась по сторонам, но не увидела ничего, кроме бесконечного поля и силуэта мельницы на фоне быстро темнеющего неба.
— Никто, кроме тебя, Поль, не знает про мой тайник. Кроме тебя и меня.
Поль улыбнулся. Он чувствовал себя счастливым. Внезапно рядом раздался какой-то шорох. Дети дружно вздрогнули. Фанетта в один прыжок заскочила на мост. К ним стремительно приближалась какая-то тень.
«Неужели Джеймс?»
— Идиот! — вдруг закричала девочка. — Ты же нас напугал!
В ноги к ней бросился Нептун. Здоровенная немецкая овчарка мурлыкала, как какая-нибудь кошка.
— Поль, вношу поправку. Кроме меня про тайник знаете только вы двое: ты и Нептун!
60
Серенак недоверчиво посмотрел на помощника. Глаза у того горели лихорадочным блеском, и всем своим видом он напоминал пса, пешком пробежавшего через
— О чем ты догадался?
Сильвио вошел в кабинет, подтянул к себе кресло на колесиках и рухнул в него. Достал из кармана лист бумаги и положил перед Серенаком.
— Смотрите! Это цифры, которые были написаны на обороте фотографий с любовницами Морваля.
Серенак опустил голову и прочитал:
«23–02. Фабиенна Гонкальв в кабинете окулиста Морваля».
«15–03. Алина Малетра в клубе „Зет“, на улице Дез-Англе».
«21–02. Элиссон Мюрер на пляже Сарка».
«17–03. Неизвестная женщина в синем халате на кухне в доме Морвалей».
«03–01. Стефани Дюпен на Астрагальской тропе, близ Живерни».
— Меня просто осенило. Помните, что только что сказала нам Стефани Дюпен насчет Морваля?
— Она много чего наговорила.
Серенак прикусил язык. Сильвио выхватил другой листок, на котором были записаны точные слова Стефани.
— Зачитываю. «Я действительно раза два ходила с Жеромом Морвалем на прогулку. Может быть, три. Мы просто разговаривали. Самое большее, на что он осмелился, — взял меня за руку. Я никогда не давала ему никаких надежд. Наедине я с ним вообще никогда не виделась».
— Ну и?
— А теперь, патрон, припомните, что говорил вам я позавчера, когда звонил из больницы? Про Алину Малетра, девицу из Бостона?
— Насчет чего говорил?
— Насчет Морваля!
— Ты говорил, что она забеременела.
— А до того?
— Что она встречалась с Морвалем, что ей было тогда двадцать два года, что Морваль был старше ее на десять лет и что у него водились денежки…
Сильвио Бенавидиш вскочил со стула.
— Именно! — торжественно заявил он. — Но перед этим она уточнила, что встречалась с Морвалем раз пятнадцать!
Серенак уставился в листок, и цифры заплясали у него перед глазами.
«15–03. Алина Малетра в клубе „Зет“, на улице Дез-Англе».
«03–01. Стефани Дюпен на Астрагальской тропе, близ Живерни».
Заместитель не дал ему времени на размышления.
— Теперь вы и сами поняли. Стефани Дюпен — ноль-три; Алина Малетра — пятнадцать. Это самый тупой шифр из всех, какие мне приходилось видеть: цифра на обороте фотографии показывает, сколько раз встречалась парочка. Частный сыщик, он же папарацци, просто выбрал самый характерный из всех снимков.
Лоренс Серенак смотрел на помощника, не скрывая восхищения.
— Позволю себе предположить, что, прежде чем прийти ко мне, ты уже проверил остальных женщин.
— Так точно, — ответил Бенавидиш. — Вы меня раскусили. Я только что звонил Фабиенне Гонкальв. Она не смогла назвать точное число своих интимных встреч с начальником, но я проявил настойчивость, и в конце концов она назвала приблизительную цифру — от двадцати до тридцати.
Серенак присвистнул.
— А Элиссон Мюрер?