Черные лебеди. Новейшая история Большого театра
Шрифт:
В эти же дни я прочел в одной из газет Ваше высказывание об открытии фестиваля, посвященного 100-летию Большого зала консерватории, — это был панегирик акции, которую иначе как надругательством по отношению к святому для московских музыкантов залу, хотя бы благодаря участию в концерте одного из ярых гонителей Прокофьева и Шостаковича — Тихона Хренникова с его «Песней пьяных», назвать не могу. Прочтя это, я понял, что у нас с Вами различные представления о многих понятиях в сфере искусства. Правда, некоторые соображения по этому поводу появились у меня и раньше, когда Вы попросили «облегчить» юбилейную программу, включив что-нибудь «развлекательное» типа «парада теноров»
В связи с моими 70-летием и 50-летием творческой деятельности предполагался юбилейный вечер в Большом театре. Я хотел посвятить его творчеству Рахманинова и продирижировать оперой «Франческа да Римини», балетом «Паганини» и Второй симфонией. Однако после концерта в Большом зале консерватории 17 апреля, где во время моего вступительного слова я был «захлопай» группой подсаженных*сешогей*ганов, кричавших: «Хватит, музыку давай!», а кроме того, получив сигналы от «хорошо информированных источников» о готовящейся обструкции во время юбилейного вечера, я отказался от его проведения, написав официальное письмо с объяснением причин отказа генеральному директору театра. Вы, Михаил Ефимович, по всей вероятности, ничего об этом не знали — во всяком случае, никак не отреагировали.
Я не думаю, что мой вынужденный уход из Большого театра Вас очень огорчил, факты свидетельствуют об обратном. Я не думаю также, что Вас озаботит судьба «безработного» Рождественского, а если это так, то, пожалуйста, не горюйте. Несмотря на свою полнейшую «творческую деградацию» (по утверждениям московской прессы), я имею множество приглашений от лучших оркестров и оперных театров мира, в том числе от Московского театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, оркестра Санкт-Петербургской филармонии, Симфонической капеллы России, Бостонского оркестра, миланского театра «Ла Скала», голландской Национальной оперы в Амстердаме, Парижского симфонического оркестра, токийского оркестра «Иомиури» и многих других. Так что работой я обеспечен до 2004 года, несмотря на то, что мне пришлось в истекшем сезоне отменить множество контрактов, что было непросто. Однако это не помешало присяжным острякам уже в начале сезона присвоить мне звание «виртуального руководителя», хотя за весь сезон я отсутствовал в общей сложности только два месяца.
По всей вероятности, уважаемый Михаил Ефимович, Вам придется отвечать на вопросы людей, интересующихся причинами моего ухода из Большого театра. Именно поэтому я избрал форму открытого письма, что предоставляет Вам право сделать его достоянием гласности. Само собой разумеется, я оставляю такое право и за собой.
Вот вкратце те причины, которые вынудили меня подать Вам заявление.
Думаю, их более чем достаточно для объяснения моего поступка.
В заключение прошу Вас по возможности скорее удовлетворить мою просьбу о расторжении контракта.
Примите, г-н министр, мои уверения в совершенном почтении.
Искренне не Ваш Геннадий Рождественский, народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда, профессор
Москва, 17 июня 2001 года
Уважаемый Геннадий Николаевич!
Что-то подсказывает мне, что я не должен отвечать на Ваше письмо, т. к. оно по существу является лишь попыткой более или менее благородно объяснить Вашу капитуляцию перед теми трудностями, с которыми Вы столкнулись в Большом театре. Но требования человеческой и, если угодно, исторической справедливости заставляют меня ответить Вам.
Я постараюсь, чтобы ответ этот был свободен от каких бы то ни было мелких
Вы были приглашены в Большой театр в качестве художественного диктатора, получив все права, которые позволили бы Вам активно включиться в процесс излечения уникального, но тяжело больного организма. Уже на стадии подписания контракта с Вами меня насторожило Ваше желание избежать каких бы то ни было обязательств за судьбу Большого театра в целом. Оговорив все права генерального художественного директора Большого театра (эта должность была специально создана для Вас), Вы взяли на себя юридическую ответственность лишь за те постановки, которые будут осуществлены лично Вами. Тогда, в августе 2000 года, мне казалось, что это лишь форма осторожности. После прочтения Вашего письма понял, что это была принципиальная позиция гостя, по стечению обстоятельств получившего права хозяина.
В ином случае Вы должны были бы знать, что переговоры с Ю.Н. Григоровичем о возвращении в Большой я начал еще в конце апреля 2000 года, задолго до того, как Вы получили приглашение возглавить художественную часть театра. Вы должны были бы знать, что главной задачей, поставленной перед новой администрацией Большого театра Министерством культуры, стало изменение структуры управления театром и изменение трудовых отношений в коллективе, которые сегодня мешают творческому развитию труппы. Вы должны были бы знать, что работу театра, которую Вы возглавляете художественно, несколько месяцев исследовала одна из лучших консалтинговых фирм мира — компания «Мак-Кинзи», причем совершенно бесплатно, и что результаты этих исследований позволили выработать новую стратегию развития Большого.
Вы должны были бы знать, что Министерство культуры вместе с администрацией театра уже полгода работает над моделью особого экономического механизма, который позволит решить многие финансовые проблемы театра. Лично Вы должны были бы знать, что мне приходилось распутывать многие коллизии в балетной труппе театра, после того как Вы, не задумываясь о последствиях, отпускали в ее адрес язвительности, которые Вы сами не хотите терпеть от прессы. Вы должны были бы знать, по какой причине так мучительно шла работа над декорациями «Игрока» и где находился директор театра во время сценических репетиций. И, наконец, если бы Вас действительно волновала судьба театра, Вы бы нашли время для посещения тех координационных советов, на которых в жарких спорах обсуждаются и поныне различные подходы к реконструкции основного здания Большого.
Это не упреки — это лишь констатация фактов.
Этой мой счет к самому себе — я надеялся, что грандиозная творческая работа по реформированию Большого театра увлечет Вас и возобладает над естественным эгоизмом одинокого гения. Увы — это моя ошибка.
Сегодня Вы мыслите театр преимущественно как удачно звучащий оркестр. Но театр - это не только музыкальная партитура, — тогда бы Вы смогли разглядеть картонные руины некогда великой традиции, которые продемонстрировал концерт, посвященный 225-летию Большого.
Вас удручила моя просьба шире представить в этом концерте балет, который и поныне составляет славу первой сцены России, а меня ужаснула творческая нищета режиссерского замысла и ряженость исполнителей. Их не смогла преодолеть даже магия Вашей дирижерской палочки.
Для меня музыкальный театр — высшая форма художественного синтетизма, который требует совершенства всех его составляющих.
Я не стесняюсь того, что у нас с Вами разные художественные представления и предпочтения. Наши дискуссии на эту тему были всегда плодотворными и позитивными.