Черные минуты
Шрифт:
Чиланья огрызнулась, но предпочла удалиться. Круз проводил ее злобным взглядом и лишь затем поздоровался с Ранхелем.
— Еще одна девочка?
— Да, как на Эль-Пальмар.
— Это дело Табоады, — проворчал Тревино.
— Но его не было, и послали меня.
— Ну как знаешь. — Он пожал плечами. — Какой уговор — все равны перед законом или есть те, что ровнее?
— Решай сам.
Тревино похлопал себя по карманам и спросил:
— Наручники у тебя с собой?
— Да, но они мне понадобятся.
— Мне они понадобятся больше.
Ранхель неохотно
В общей сложности операция продолжалась два часа. За это время Толстый Волк и Круз Тревино успели набить свой автозак подозреваемыми. Оставив машину у площади Плаца де Армас, они принялись прочесывать исторический центр города. Почти сразу, проходя по площади, они заметили на скамейке банду из двух человек. Толстый Волк схватил их за шкирку и поволок в машину. Один было вырвался и хотел сбежать, но Круз Тревино вовремя повалил его на землю своим знаменитым ударом. Удар у Круза был что надо. Потом они пошли на вокзал, где собрали бомжей, спящих на скамейках. Эту процедуру они повторили и на блошином рынке.
Круз Тревино был родом из Парраля, муниципалитет Чиуауа. По словам одного из друзей, ничто так не влияет на Тревино, как жара. Когда жарко, он прямо-таки звереет.
В тот день Круз и Толстый Волк доставили подозреваемых в полицию и заперли всех в одной камере, включая двоих хиппи, направлявшихся в Акапулько. Пока Толстый Волк записывал их фамилии в журнал, Круз Тревино, закатав рукава, растирал руки — готовился. Затем, в сопровождении надзирателя, он подошел к камере и приказал:
— Дверь!
Надзиратель отпер дверь.
Тревино вошел и ткнул пальцем в одного хиппи:
— Ты!
Хиппи вышел в коридор — волосатик в круглых очках и бакенбардах, похожий на Джона Леннона.
— Что ты сделал с девочкой?
Хиппи — студент-политолог Национального университета, проводящий в Паракуане каникулы, — поправил очки и переспросил:
— С какой девочкой?
Напрасно он так ответил, потому что удар Тревино едва не вышиб из него дух. По крайней мере, надсмотрщик по имени Эмилио Ньето, также известный как Чикоте, на мгновение подумал, что волосатику конец. Но нет, пока Чикоте рассматривал потолок, а Тревино готовился повторить лечение в уменьшенных дозах, студент отдышался и прошелестел:
— С какой девочкой?
Последовал новый удар. «Негодяи», — возроптала камера, а второй хиппи смертельно побледнел.
— Дверь! — заорал Круз Тревино, и подозреваемые, толпившиеся у двери, точно стадо овец, рассыпались кто куда.
Идентификация тела заняла час. По словам одного из официантов, на девочке была форма общеобразовательной школы номер пять, находящейся неподалеку. Проф по телефону узнал у директора, что звонила мать одной из учениц, обеспокоенная отсутствием дочери.
— Направьте ее сюда.
Мать приехала в сопровождении двух соседок. В руках у нее были четки и молитвенные карточки.
Увидев туфли, женщина разрыдалась, и успокоить ее хоть немного не было никакой возможности. Под конец ей вкололи транквилизатор и увезли в той же «скорой», что и ее дочь. Час спустя в полицию приехал ее муж, рабочий нефтеперегонного завода, узнавший обо всем от соседей. Тяжело было видеть, как рыдает взрослый мужчина.
— Да, — подтвердил он, — да, это моя дочь.
Девочку звали Юлия Консепсьон Гонсалес, она училась во втором классе, и вскоре ей должно было исполниться девять лет. Девять лет… Кто мог напасть на беззащитного маленького ребенка? Только законченная мразь.
— Табоады пока нет?
Уже второй раз в течение часа шеф Гарсиа задавал этот вопрос. В последнее время толстяк настолько полюбился шефу, что тот позволял ему в рабочее время разъезжать на служебной машине по личным надобностям. Впрочем, сейчас не это главное. Главное, что Траволта вернется и устроит ему головомойку за то, что увел у него дело. Хотя зная Траволту, можно было предполагать, что сегодня он не вернется. В пятницу после обеда он ехал в порт, например в бар «Тибериус», снимал проститутку или даже двух и развлекался до ночи.
Когда Ранхель приехал в полицию, ему передали, что звонила доктор Ридуара. Ранхель тут же нашел в записной книжке телефон университетского морга и перезвонил ей. Время было шесть часов вечера.
— Доктор? Это Ранхель. Какие новости?
— Я уже закончила. Но прежде позвольте уточнить: вы посылали сюда фотографа?
— Нет.
— Я так и знала.
— В смысле?
— Мне позвонил какой-то мужчина — судя по произношению, северянин, — и заявил, что он фотограф и вы велели ему приехать.
— И вы его приняли?
— Нет, конечно, хотя он даже пробовал угрожать. Я сказала, что прежде свяжусь с вами для уточнений, и он повесил трубку.
Ага, северянин. Должно быть, Джонни Гурреро, чтоб он сдох.
— Спасибо, доктор. А что вам удалось выяснить?
— Лучше я расскажу вам при личной встрече. Боюсь, что нас могут подслушивать.
Ранхель приехал в морг ровно в девять часов. Оставил машину на университетской парковке, спустился по широким ступеням к студенческому амфитеатру и долго колотил в дверь, чтобы его впустили. Наконец, тощий взмыленный юнец отворил ему и проводил в лабораторию — выложенную кафелем комнату, пропахшую химикатами. Доктор Ридуара все еще работала. Когда вошел Ранхель, она отослала студента и проговорила со вздохом:
— Добро пожаловать.
— Да, работы вам привалило.
— Стоит кому-нибудь поручить, и все насмарку. Вот вы, например, представляете, как Траволта расследовал бы это дело?
Ранхель не ответил. При всей своей нелюбви к Траволте отзываться о коллегах плохо он не привык.
— Есть новости?
— Отчет почти готов. — Она указала на печатную машинку «Оливетти» на столе. — Прежде всего стоит отметить, что орудие убийства аналогично тому, что было использовано на Эль-Пальмар. Понятно? Взгляните на фотографию.