Черные молнии. Повелитель Ижоры
Шрифт:
Фил стрелял, пока в рожке не кончались патроны. Тогда он хватал следующий и стрелял снова. «Узи» в его руках дергался, нагреваясь и шипя от брызг. Молодой ярл что-то бормотал, скрежеща зубами и смеясь, а сам все давил и давил на спусковой крючок. Он стрелял и смотрел в глаза бородатым чужакам. Он уже ненавидел их. Убийство опьяняло и кружило голову. Да, это было не похоже даже на самую лучшую игру. Крики и кровь были настоящими, и люди падали от его пуль. Не фантомы из «Battle of Evermore», а живые люди. Живые, но смертные.
Шестеро или семеро гребцов «Дракона» погибли
Изуродованный «Дракон» остановился, теряя обломки весел, и его стало сносить течением. Но второй дракар успел развернулся бортом к врагу и ощетинился стрелами: лучники ждали, пока катера развернутся по широкой дуге и подойдут поближе (лишь двое или трое стрелков из молодых в ужасе побросали оружие – их отпихнули вниз, на дно, на тюки с товаром). Корби, вцепившись в поручень на переднем катере, выкрикнул что-то в рацию, и оба перехватчика, разлетевшись в разные стороны, заставили лучников потерять драгоценные секунды. А потом на них обрушился кипящий свинцовый дождь.
Оружие двадцать первого века не давало осечек.
Третий корабль, с носовым украшением в виде простоволосой женской головы, под прикрытием гибнущих собратьев двинулся к берегу. Быть может, норманны надеялись, потеряв груз, спасти хотя бы свои жизни: в лесу на том берегу ничего не стоило скрыться, а помочь своим было уже невозможно. Но тут, проскользнув между разбитыми кораблями и вырвавшись на простор, вдогонку пустился головной катер. Он догнал беглецов в считанные секунды. Фил видел, что гребцы в отчаянии налегают на весла, уже не думая о защите, и только двое пращников на корме пробуют раскрутить свое допотопное оружие.
Сотник Корби тоже увидел это. Он что-то крикнул рулевому, оглянулся – и вдруг сильно толкнул в плечо Филиппа, далеко высунувшегося со своим автоматом. Фил повалился на дно лодки, и тут же камень из пращи, просвистев в воздухе, с тупым хрустом ударил сотника в голову. Корби, не вскрикнув, упал Филу под ноги; а Фил так и сидел на резиновом коврике в растерянности. Автомат он выронил.
Рулевой вскочил с места и бросился к командиру. У Корби на губах показалась кровь. Катер остановился. Второй, негромко рокоча мотором, подвалил и встал бок о бок, и Власик, парень из Пскова, первым перепрыгнул через борт.
На него было страшно смотреть. Он приподнял голову Корби, провел рукой по его лицу, оглянулся беспомощно, зачерпнул рукой воды, плеснул; Корби не шевелился. Он дышал с трудом, его веки дрожали, но глаза не открывались.
– О, Перуне великий, – пробормотал Власик. – Неужто помрет?
Он обернулся к остальным, и его взгляд упал на Филиппа.
–
Фил не стал медлить. Он подхватил автомат и перелез на второй катер, встав на место Власика. Рулевой повернул ключ в замке зажигания. «Ямаха» зазвенела стартером, завелась и подняла в небо фонтан воды. Опережая волну, катер понесся вдогонку убегавшему варяжскому судну. Дракар уже шел полным ходом к спасительному берегу: еще немного, и он выбросился бы на отмель, но тут на перехватчике застучал пулемет.
Весла бессильно рухнули в воду. Кто-то закричал на корабле, кто-то упал и, кажется, не выплыл. Дракар развернуло, он накренился. Варяги – те, что остались в живых – столпились у борта. Они побросали оружие, воздевали руки к небу и кричали что-то вроде «фред, фред!» – просили мира и призывали богов в свидетели.
Пулеметчик перестал стрелять. Катер сбавил обороты и медленно подошел к черному дощатому боку дракара. От досок исходила душная вонь – пахло разогретой смолой и еще чем-то неизвестным Филу, сытным и в то же время тошнотворным.
Понурые викинги выбирали весла на борт. Те из них, кто помоложе, во все глаза взирали на чудесную лодку, на сияющие серебром поручни и протянутые вдоль борта леера, на таинственно порыкивающий двигатель, украшенный магическими рунами – и на суровые лица врагов, так похожие на их собственные лица.
Кормчий «Валькирии» (он остался невредим), бросив свое весло, стоял на корме опозоренного корабля. Лет сорока, весь заросший сивым волосом, он с ненавистью смотрел на мальчишек-убийц. Вот он выкрикнул что-то, сорвал шлем и в сердцах бросил в воду.
– Ты понял, что он сказал? – холодно спросил Филипп у рулевого.
– Он – руотси… Он сказал… будь прокляты ваши отцы и вы сами, – с трудом перевел парень (это был Харви, тот самый финн из хяме, он немного знал по-шведски).
Фил медленно поднял автомат. Очередь прорезала тишину, и тяжелую тушу кормчего отбросило к противоположному борту. Он кашлянул, захлебнулся кровью и затих. Остальные – кажется, шестеро – даже не успели поднять щиты, как молодой ярл несколькими короткими очередями прикончил троих, а еще двое с криком повалились на румы – у них были перебиты ноги. У последнего шведа, самого молодого, был распорот живот, и черная кровь толчками выливалась на доски. Он зажимал живот руками и скулил не переставая.
– Ei, – сказал вдруг Харви. – Нет. Не хочу видеть.
Он бросил баранку и согнулся в своем кресле, словно это его, а не шведа, разрезали пополам очередью. Вот тут-то кровь и ударила Филу в голову. «Тр-рус», – прорычал он, оскалил зубы, скинул «узи» с плеча и с размаху врезал прикладом рулевому в ухо. От удара затвор переклинило, и автомат с неожиданным грохотом выплюнул последнюю порцию свинца – и тут патроны кончились.
Харви сполз с кресла и лежал теперь неподвижно.
Филипп оглянулся. Двое ребят в камуфляже, бледные как смерть, сидели на корме. Один держался за пораненное осколком плечо. Кожух «Ямахи» был пробит в двух местах. Сладко пахло бензином. Мотор чихнул и остановился.