Черные орхидеи
Шрифт:
Лекс приехал на велосипеде, рядом с ним стоял еще один.
– Я думала, мы поедем на машине, – удивилась Мейка.
– Не получится, – ухмыльнулся парень. – До ресторана полтора километра, и все это расстояние не доступно для автомобиля.
– Что это за место такое вы выбрали?
Оседлав велик, Мейка даже порадовалась, что не надела юбку. Пожалуй, в джинсах даже удобнее.
– И где твои родители?
– Мама с отцом уже едут в указанное место. Чего нам вчетвером переться, Мейк? – шутливо проворчал парень, на всякий случай придерживая ее велосипед. – Ресторан расположен на территории гольф-клуба, отец хочет записаться туда – ты же знаешь, он обожает гольф. Заодно и осмотримся.
– Окей. Ух, давно не каталась! –
– Отлично, конфетка! – крикнул ей в спину Лекс и, поднажав, обогнал.
Выехав на проспект Анны-де-Ноай, ребята перешли на светофоре пешком, затем, оседлав велики, углубились во дворы, попутно рассматривая двух- и трех этажные домики, проглядывающие среди крон пушных деревьев. Переехав через мост, под которым проходила железная дорога, налегли на педали – дорога пошла вверх. Мейка давила изо всех сил, а Лекс часто оглядывался, чтобы знать, справляется ли «конфетка». Некоторое время ребята ехали сквозь лес, по узкой велосипедной дорожке, машинам проезд здесь запрещался. Слева от дорожки деревья сменились открытой местностью с небольшими холмиками, покрытыми идеально подстриженным газоном. На поле стояла техника, там были люди с клюшками, местами проглядывали лысые полянки для гольфа. Наконец, ребята въехали на территорию гольф-клуба, (они это поняли, когда на пути возникли раскрытые настежь черные железные ворота и вывеска «Эвиан Ризорт Гольф Клуб»). Еще несколько поворотов, и им стали попадаться строения с деревянными крышами и цветами, прикрепленными к подоконникам. Лекс остановился у третьего здания, напротив которого располагался гараж для двухместных каров, под навесом которого стояло в ряд около пятнадцати машин. Бежевый домик с деревянным мансардным этажом и черепичной крышей совсем не походил на ресторан – ни вывески, ни каких-либо обозначений, – но Лекс, припарковав велосипед у специальной стойки, уверенно направился к входу, и Мейка пошла за ним.
Вместе они поднялись на второй этаж и попали в весьма светлое место с деревянными колоннами, балками, поддерживающими потолок. Ресторан состоял из двух помещений, в одном расположились квадратные столики с белыми скатертями и мягкими креслами с бархатной обивкой, во втором – круглые, с деревенскими стульчиками. Эти два помещения разделяла стена, собранная из камней разных форм, идеально подогнанных друг к другу. Над каждым столиком с побеленного потолка свисала люстра с металлическим абажуром в стиле «лофт», и всю эту бело-бежево-коричневую гамму разбавляли бокалы из винно-красного стекла, стоявшие на каждом столе.
Мадам и месье Даукелс расположились как раз у каменной стены. Посетителей практически не наблюдалось, из двадцати столов занятыми оказались только два. Завидев сына и его подругу, Волфолия приподнялась с кресла и помахала ребятам.
– Красивые тут места! Спокойные такие, прелесть! – улыбнулась она детям.
– Да, точно. Я пока живу в Париже, забываю, как тут… спокойно, что ли… – нахмурилась Мейка, задумавшись, какое слово точнее описало бы ее внутренние ощущения от Савойи.
– «Спокойно» – отличное слово, – оценил месье Даукелс. – Пожалуй, и я тут со скуки не помру, – подмигнул он ребятам. – Так, давайте-ка определимся, кто и что будет, а потом и поболтаем. Я возьму прованский рататуй. Фолли, а ты? – Лерой взглянул на супругу.
– То же самое, – тепло улыбнулась Волфолия.
Лерой и Волфолия всегда улыбаются друг другу, о чем бы ни зашла речь. Мейка невольно задумывалась о том, как бы относились друг к другу ее родители, если бы сейчас были живы. Смотрели бы они друг на друга так же, как будто в целом мире нет человека роднее, любимее? Лекс подмигнул Мейке, поймав ее взгляд, и она улыбнулась. Если бы она вышла замуж за Лекса, он относился бы к ней так же, как его
– Конфетка? – окликнул ее Лекс, коснувшись руки задумавшейся подруги.
– М-м-м? – она подняла глаза и с безграничным обожанием улыбнулась другу.
– Что будешь на ужин?
– Улиток хочется… – вздохнула Мейка, уверенная в том, что в меню таких блюд нет: они же не у моря и не в столице.
– Как на счет «эскарго»? – спросил Лерой, внимательно просматривая меню.
– С удовольствием! – обрадовалась Мейка.
– А ты, Лекс?
– А нет там фри? Или крылышек? – с надеждой спросил парень.
– Ты не в Штатах, юноша! – буркнул месье Даукелс. – И, да, в меню американской еды нет. Вот если бы ты подал документы в колледж США, ел бы, что хотел.
– Ну, тогда «тарт фламбе», и еще Мейка будет «камамбер».
– Ой! Точно! – встрепенулась она: как она могла забыть про сыр?!
– Мейка, – обратился Лерой к девушке, – в прошлом году мы разрешили Лексу попробовать спиртное. В кругу семьи впервые делать это безопаснее. Как на счет тебя?
«Впервые»… «позволили»… Мейка едва не усмехнулась: уж она-то знала, что Лекс сам себе позволил попробовать спиртное в одиннадцать лет, а в тринадцать вообще напился в хлам, и остался с ночевкой у Франса, у которого в тот день дома была только старенькая бабушка, и некому было уличить ребят в запретном.
– Эм-м… я не буду, наверное… – неуверенно покачала головой Мейка, хитро глянув на друга. Лекс сразу понял, о чем она подумала, и проворчал:
– Да брось! С родителями можно. Если опьянеешь, я сам довезу тебя до нашего дома, а Сандрине скажу, что ты останешься со мной с ночевкой. Хотя бы белое вино? Оно слабое, Мейк…
– Ну, ладно, – сдалась она, подумав: почему бы и нет? В конце концов, ночь она провела отвратительно и могла позволить себе некоторые вольности. Официант в белой накрахмаленной рубашке и черном фартучке принес корзину с нарезанным багетом, белое сухое вино, кувшин с лимонадом на основе мяты и арбузного сока, и хрустальную вазу с сыром «камамбер». Этот сыр Мейка любила за то, что внутри он был сырым, и при нарезании вытекал из твердой корочки, покрытой белой плесенью.
– А ты знаешь, как еще называют этот сыр? – сощурив глаза, спросил Лекс.
– Нет. Как?
– «Запах ног Бога»! – парень взорвался от хохота. Он так ржал, что весь покраснел, а Мейка не удержалась и тоже смеялась.
– Ну, ты! – фыркнул отец, поморщившись сквозь улыбку. – Мейка, не слушай! Лекс не совсем правильно передал. Во-первых, так назвали не сыр, а только его аромат. Во-вторых, что такого в запахе ног?! Вам, дети, представляется отвратительный запах, в силу поверхностного мышления, но вот сами подумайте: запах не человеческих ног, а Божьих! И потом, чего еще ждать от поэтов-прозаиков?! Навыдумывают, тоже! Любители красивых изречений!
– Ага! Ну, скажи, ржачно! – заходясь от смеха, часто кивал Лекс.
Мейка тоже покраснела от смеха, но, сжимая губы, старалась сдерживаться и не хохотать. Вот только Лекс смеялся с таким искренним удовольствием, что у нее ничего не получалось и судорожный смех все же вырывался из груди.
– Эх, ну что ж с вами делать?! – поднял руки Лерой, решив сдаться.
– Ну что ты? Пусть веселятся, – пожурила мужа Волфолия.
Пока Лерой разливал всем белое вино, официант прикатил тележку и аккуратно расставлял блюда на столе. Перед Мейкой базиликом и чесноком благоухали улитки в сливочном соусе. Самыми вкусными во всей Франции считались бургундские улитки в раковинах в форме спирали – такие раковины удобнее держать специальными щипчиками. Лекс, любитель фаст-фуда, не особо любил французскую пищу, и потому выбрал «тарт фламбе» – плоский открытый пирог, напоминающий пиццу на деревянной разделочной доске. В начинке Мейка разглядела морепродукты, лук и белый сыр.