Черные тузы
Шрифт:
Трегубович поднял руку, взглянул на запястье, схваченное браслетом часов. Полвина одиннадцатого. Пора вставать и начинать муторный тяжелый день. Он потянулся, пригладил ладонью взъерошенные волосы, снова уставился в потолок и стал вспоминать события последних дней. Трагическая совершенно бессмысленная гибель брата. Похороны Павла на захолустном кладбище. Жалкий холмик земли, несколько венков из синтетических цветов на проволочных каркасах, красные и белые ленточки с золотыми буквами. Сплошь незнакомые Трегубовичу люди, друзья и враги убитого Павла Куницына.
Марьясов, со всех сторон окруженный охраной, сознавая важность момента погребения, надулся, как мыльный пузырь. Приняв позу партийного лидера, скрестил руки под животом, склонил непокрытую
На следующее утро Васильев растолкал Трегубовича и сказал, что тому нужно немедленно собираться в Москву, вести деньги какой-то женщине, то ли гадалке, то ли предсказательнице людских судеб. Трегубович утратил способность удивляться. Он, ещё хмельной, не отошедший после поминок, с головой тяжелой, как пушечное ядро, не стал задавать лишних вопросов. Только сказал, что за бутылку пива предскажет Васильеву любое будущее, любую судьбу, на его выбор. А выбор как раз сегодня велик, как никогда. Но Васильев, серьезный, сосредоточенный на своих мыслях, оказался не расположенным к шуткам. Повздыхав и пожаловавшись самому себе на судьбу, Трегубович собрался и, решив сегодня не садиться за руль, пешком поплелся на вокзал. То и дело он рассеяно залезал за пазуху, во внутренний карман куртки, проверяя, не выронил ли по дороге толстый запечатанный конверт с деньгами.
Гадалка оказалась не старорежимной старушенцией, высохшей от напряженной душевной работы, а мордастой бабой с жирной шеей, обвитой золотыми цепями, с нарумяненными щеками и пышной вздыбленной прической. Она впустила Трегубовича в прихожую, но в комнату не пригласила, приняла конверт и на пару минут исчезла, видимо, пересчитывала деньги. Трегубович униженно топтался в передней. Вернувшись, гадалка заблестела расшитым золотой ниткой халатом и, наказав кланяться Васильеву, закрыла за гостем двойную металлическую дверь с еврейским глазком. Трегубович спустился вниз, вышел на улицу, сжимая в карманах кулаки. Он решил, что при других обстоятельствах не мешало бы эту стерву в золотых цепях и в золотом халате пощекотать перышком в самом интимном месте. Не из корысти, нет, не из корысти, а исключительно в воспитательных целях. Чтобы научилась, сука, с людьми разговаривать.
Трегубович долго шагал по бесконечной улице, плутал по каким-то переулкам, пока не нашел то, что искал. Большой грязноватый пивнарь с вывеской «столовая», настоящий гадюшник, каких уж мало в Москве осталось. Выпив за угловым столиком возле окна поллитровую кружку светлого пресного пива и сто грамм водки, он вернулся к прилавку, взял ещё пива, водки в пластиковом стаканчике и сосиски с тушеной капустой. Устроившись на прежнем месте, через мутное запотевшее стекло стал разглядывать фасад противоположного здания и понуро бредущих под дождем пешеходов.
И тут появился этот мужик. Ничем не примечательный, среднего роста, худощавый, в мокром плаще и кепке, кожаная сумка через плечо, он подошел к столику и так вежливо спросил, не занято ли место. Трегубович молча помотал головой. Мужчина вытер бумажной салфеткой край стола, поставил кружку с пивом и стаканчик водки. А дальше началось невообразимое. Мужчина опустил глаза, будто что-то искал под столом и заявил, что выражает глубокие соболезнования лично
Мужчина поднял глаза к потолку и глубоко вздохнул. Это телодвижение вместе со вздохом, видимо, означало, что мужчина был едва ли не самым близким другом покойного Павла Куницына. А может, означало прямо противоположное, не поймешь. «За помин его души», – мужчина поднял стаканчик с водкой и опрокинул его себе в рот. «Надо же, тесен мир», – Трегубович часто моргал глазами. Но мужчина быстро закончил лирическое предисловие. «Меня зовут Кленов», – сказал он. Трегубович внимательно посмотрел на мужчину и почему-то решил, что зовут его вовсе не Кленов, а как-то иначе. «Но мое имя сейчас не имеет значения. Я хотел увидеться с вами и поговорить по важному делу. А здесь как раз подходящее местечко. К сожалению, времени у меня мало. Поэтому не задавайте всякие лирические вопросы, я скажу то, что хочу сказать. Вы ответите „да“ или „нет“. И мы разбежимся. Договорились?» Трегубович кивнул головой.
«Мне известно имя убийцы вашего брата», – заявил Кленов. «Откуда известно?» – Трегубович недоверчиво прищурился. «Известно – и все, – Кленов поморщился. – Мы ведь условились, что обойдемся без вопросов. И я собираюсь сообщить это имя вам. Марьясов – вот имя убийцы». Трегубович икнул и выпил пива. «Причина разборки самая банальная – женщина. Лена прожила в браке с вашим Павлом, кажется, года полтора. Но последнее время она встречалась с Марьясовым. Ваш брат мешал любовникам. Павел, видимо, о чем-то догадывался, он затаил злобу на Марьясова. Тогда тот решил избавиться от пресс-секретаря. Прислал ему посылку, начиненную взрывчаткой. Павлу в тот раз повезло, он выжил. Это покушение многим представлялось бессмысленным. Кому нужна жизнь какого-то пресс-секретаря? Казалось, метили в Марьясова. Но мишенью был именно Павел. Но вторая попытка оказалась успешной». «Я вас вижу в первый раз в жизни, не знаю вас, – Трегубович морщил лоб, пытаясь собраться с мыслями. – Почему я должен вам верить?»
«А вы и не должны мне верить, верьте только фактам». Мужчина расстегнул карман сумки, вытащил толстый конверт из плотной бумаги и стал раскладывать на столе перед Трегубовичем цветные фотографии. «Вот, вы видите, как Марьясов с Леной выходят из местной гостиницы. В углу фотографии дата. Можете навести справки. В этот день Марьясов снял там номер на одни сутки. Кстати, в это время Павел находился в больнице. А Лена, сами видите, чем занималась». Трегубовичу стало жарко, он снял кепку, вытер ладонью влажный лоб. «Вот другая фотография: Марьясов в обнимку с Леной идут по московской улице. Вот они выходят из кабака. Вот садятся в машину. Вот они опять вместе, выходят уже из другой гостиницы. Улыбаются. Счастливые. Воркуют, как голубки. Видимо, промеж себя они уже все решили. Решили судьбу Павла. И строят планы на свое будущее». Трегубович снова икнул и выпил водки.
«Ну, Ленка. Ну, тварюга», – Трегубович непослушными пальцами перебирал снимки. «При чем здесь Ленка? – удивился Кленов. – Женщина всего лишь выбирает между хорошим и лучшим. Ее и винить не в чем, на её месте могла быть любая. Инициативу проявил Марьясов. Если бы не он, Павел жил бы себе поживал». Кленов собрал карточки со стола, спрятал их в конверт, а конверт убрал в сумку, застегнул клапан на кармане. «Не буду скрывать, у меня с Марьясовым свои счеты, – сказал Кленов. – Но в этой ситуации наши интересы совпадают. Мне к Марьясову близко не подобраться. А у тебя такая возможность есть. Я помогу достать оружие и обеспечу тебе отвлекающее прикрытие. А теперь ответь: ты сделаешь это?» «Да», – выдохнул Трегубович. Остекленевшими от злости глазами он смотрел в окно. Улица, пешеходы, автомобили двоились, вибрировали, переворачивались, рассыпались на куски.