Черные вороны 3. Паутина
Шрифт:
Догнали, перекрыли дорогу, отрезая пути к отступлению, прямо на трассе. Долго вели, загоняли на окружную, чтоб некуда деться было, чтоб на виду оставался, не нырнул в какую-то глухомань. Могли, конечно, расстрелять, но нельзя, он – единственная зацепка.
Сука трусливая, даже из машины не вышел, вжался там в сиденье со стволом в обнимку, орал, что всех порешит. Наши окружили тачку, но подойти не могли, да и эта падла был нужен нам живым и людьми своими мы с Графом рисковать не хотели. Предчувствие бойни в скором будущем. Каждый человек на счету.
– Я
Подошел к джипу и сел за руль, чувствуя, как адреналин вяло заструился по венам и тут же замерз. Полный коматоз мыслей и эмоций. Я балансировал где-то на грани здравого смысла и полного срыва в бездну. И меня сорвет рано или поздно. Я знал об этом. Держался дикими усилиями воли. Не слететь с катушек. Не сейчас. Нельзя. Иначе все в кровавое месиво превращу. А нам ответы нужны. Андрей бросал на меня иногда обеспокоенные взгляды: «Ты как?»
«Херово, но держусь».
Вдавил педаль газа и поехал на Давыдова, глядя прямо в глаза. Раздавлю падлу, как трусливое насекомое, или выкурю из тачки. Третьего не дано.
«Это с тобой я задыхалась. Мерзко дышать фальшивкой и играть бесконечно».
Он стрелял по стеклам, но джип бронированный, да и мне было пофиг, я пер на него как танк. Пока эта мразь не выскочила из машины и не упала на землю, закрывая голову руками. Вот так, сука. Вот так. А теперь поговорим.
Его подняли за волосы и поставили на колени, окружили плотным кольцом. Андрей сдернул с его шеи галстук и пнул в спину. Я нагнул его, удерживая за волосы, и брат затянул ему запястья галстуком. Давыдов лихорадочно озирался, всматриваясь в наши лица.
– Вы чего? Граф! Вы чего?! Я только немного приврал с процентом. Всего пять накинул себе. Так я все верну! Клянусь!
Ему никто не отвечал, только ногами отпинали под ребра под вопли и хруст костей, чтоб почувствовал, что никто не шутит. Когда отдышался, снова за волосы – и на колени поставили, и тогда уже я спросил у него, наклоняясь к ублюдку и поигрывая ножом у его лица:
– Где она?
– Кто?
Удар в челюсть, и он сплевывает кровь на землю вместе с парой зубов, дрожа всем телом.
– Где она?
– О ком ты, Зверь?!
Я присел перед ним на корточки и поднес к его глазам нож, он судорожно сглотнул. Андрей схватил его за волосы сзади и прорычал ему в ухо.
– Я нанижу твои глаза на это лезвие, а потом ты будешь их жрать, а я буду слушать, как они хрустят у тебя на зубах.
– Где. Моя. Жена? – и лезвие у самого зрачка, а Граф держит крепко за веко, чтоб сука даже моргнуть не мог.
– Я думал, вы из-за процентов… я думал….
Удар по яйцам с носака, а он не может и скорчиться, так как острие ножа у самого зрачка, только завыл, заскулил, как псина паршивая.
– Заканчивай думать, Боря. Думать уже поздно. На вопросы отвечай и, может быть, сегодня ты не умрешь. Только правду говори – какая мразь увезла мою жену, в какую гребаную игру вы все здесь играете и какого
Еще один удар, и у него из глаз от напряжения слезы покатились.
– Тебе не понравится правда, Зверь. Не понравится, и ты убьешь меня, – взвыл он, тяжело дыша и облизывая пересохшие губы.
– Ложь мне не нравится намного больше, и у меня кончается терпение. Без одного глаза ты станешь разговорчивей?
– Ты хочешь, чтоб я говорил при всех? Ты реально этого хочешь, Зверь?
Я резко посмотрел на Графа. Друг другу в глаза, едва заметный отрицательный кивок и брат отпустил голову Давыдова, а я убрал нож от его глаза. Наверное, именно в эту секунду внутри оборвалось что-то. Мы оба знали, что он может сказать. И да, пока что ни я, ни брат не хотели, чтобы наши что-то поняли… НО МЫ ОБА ЗНАЛИ!
– В машину его. Поговорим в другом месте.
***
Давыдов только с вида казался таким трусливым, либо он кого-то боялся больше, чем нас с Графом. Так как говорить он не торопился. Висел вниз головой в гараже, синий от побоев, и нес, сука, какую-то ахинею, совершенно неинтересную ни мне, ни Графу, который, как и я, методично бил эту тварь, как боксерскую грушу. А потом я понял, что он тянул время. Или думал, что спасет его кто, или для кого-то выигрывал отсрочку.
Он сломался, когда я сунул лезвие ему под ребро, после того как расписал и его грудь, и спину кровавыми узорами.
– Мне надоело. Если ты ничерта не знаешь, то почему бы мне просто не наделать в тебе дырок по периметру твоей туши. Лезвие, оно как член, Боря. Им можно делать беспрерывные толчки в одну и туже дырку, то медленно… вот так, – я высунул лезвие и снова погрузил его обратно, под протяжный и мучительный стон боли, – или долбиться им вот так, – резко по самую рукоять и тот заорал, дергаясь всем телом.
– Когда я вытащу его, ты истечешь кровью. Она будет бить фонтаном, заливая здесь все вокруг.
Склонился к его лицу.
– Затем я выколю тебе глаза. Не быстро. Сначала один, потом другой. А Граф отрубит тебе пальцы. Один за другим. Под конец я отрежу тебе член. Тебя найдут по частям, Боря. Тебя даже не опознают. А есть и другой вариант…
Резко вынул нож и зажал рану на его боку пальцами.
– Я привезу сюда врача, тебя заштопают, и будешь ты как новенький, Боря. Только шрам останется на память.
И он сломался, заливаясь слезами и дрожа всем телом.
– Она у Бакита. Должна отплыть в Турцию с партией девок… – он закашлялся, а я резко сунул пальцы в рану, и он зашелся в крике.
– Когда должна отплыть? И откуда?
– В четыре часа. Зве-е-е-рь… я все скажу. Все скажу. Шлюха она. Не стоит так… за нее.
Я вонзил пальцы глубже, прокручивая, и он обоссался от боли. Но мне сейчас было похрен на все. Я уже не мог остановиться.
– Моя жена не шлюха! Я вырву тебе язык! Вы её заставили, мразь! Отвечай! Заставили?