Черным по черному
Шрифт:
Волшебник в смятении глядел на него.
– Даже помня жизнь Артура, ты пока едва ли способен узреть ее конец. Где был ты, когда увидел это, и кто был с тобой?
Даффи не хотелось сознаваться в краже кружки черного, поэтому он пожал плечами и сказал:
– Я был один. В трапезной, когда все отправились спать.
Аврелиан рухнул на единственный не заваленный вещами стул.
– Ужасно, – пробормотал он. – Нечто стремительно приближается, и в твоем разуме оно связано с памятью об озере в лунном свете. Ведь в последний раз все случилось именно так. – Он поднял глаза. – Иными словами, в скором
Даффи приподнял брови.
– А что ожидает меня?
– Проклятие, я не знаю! Вернее всего, смерть, ибо тогда дух Артура будет вынужден отойти.
– Великолепно. А не готов Артур отойти так, чтобы оставить меня в живых?
– Ты подразумеваешь, готов ли он избрать уход без извлечения из твоего тела посредством твоей смерти? Это возможно. Только и в этом случае ты, скорее всего, умрешь от психического потрясения.
Полагая, что вчерашнее ночное видение вызвано в большей степени кружкой черного, чем близостью неминуемой смерти Артура ли, его собственной или их обоих, ирландец был не столь уж напуган, однако новости все равно не слишком обнадеживали.
– Какого дьявола тебе не узнать бы точно? – гневно потребовал он. – Ты ведь волшебник, чародей, колдун, гадатель на куриных потрохах? Так давай! Достань хрустальный шар и посмотри! Узнай, переживу ли я все это.
– Когда б ты знал, как мне этого хочется, – спокойно, в противовес воплям Даффи, ответил Аврелиан. – Беда в том, что все гадания и знамения бесполезны для теперешней ситуации и предстоящей битвы. Мне это совсем не нравится – мысль, что Заполи мог находиться рядом и быть в курсе всего, что происходит, а я оставался в неведении, приводит меня в трепет, а еще больше то, что как раз сейчас он может оказаться где угодно и, возможно, с вооруженными приспешниками. Видишь теперь, отчего короля нужно немедля доставить в безопасное место?
Волшебник покачал головой, разглядывая старый меч.
– За минувшие полторы тысячи лет дар предвидения постепенно теряет ясность, точно зрение с наступлением сумерек. Заметь, начало его восходит к древним халдейским принципам астрологии, полагавшимся на предсказуемый ход вещей, предопределенную мировую историю. Тысячи лет все так и шло. Но за последние пятнадцать веков согласованность судеб все более искажается стихией… хаоса или того, что представляется мне хаосом… – Голос его становился все тише. Глаза по-прежнему смотрели на меч, но взор был обращен внутрь.
Поразмыслив, ирландец пожал плечами:
– Боюсь, я на стороне хаоса. Для меня понятие предопределенности, лишение свободы воли само по себе омерзительно. Равно и астрология всегда была мне противна. Вдобавок пример твой не совсем удачен – не то чтобы зрение человека теряет остроту с наступлением ночи, скорее, сова хуже видит, когда встает солнце.
По морщинистому лицу Аврелиана промелькнула кривая ухмылка.
– Боюсь, твоя аналогия лучше, – признал он. – Ибрагим и я, равно как и Бахус, и твои альпийские проводники, и крылатые ночные противники – все суть создания долгой и жестокой ночи мироздания. Ты и Король-Рыбак – создания наступающего дня, и пока предрассветные сумерки тебе не вполне по нутру. Впрочем, возвращаясь к моей мысли, и при нынешнем упадке дара предвидения
Даффи поднял брови.
– Что за чудесное сияние способно ослепить всех ваших подвальных жителей?
Аврелиан начал терять терпение.
– Не гони лошадей, – огрызнулся он. – Все оттого, что происходящее завязано или скоро станет завязано на тебя. Твой феномен идет вразрез с законами природы, так что ты сам и деяния твои – непостижимая тайна для древней природной магии.
При последних словах Даффи просветлел.
– Да ну? Стало быть, ты не знаешь о моих планах на будущее?
– Догадки есть, – признался Аврелиан. – Но не больше. По сути, нет, я не вижу ни твоей судьбы, ни ее влияния на ход вещей.
Даффи потянулся через стол и двумя пальцами зацепил откупоренную перед тем бутыль. Вволю глотнув из горлышка, он поставил бутыль назад.
– Ну и ладно. Когда соберешься, я буду внизу.
Он вновь миновал лабиринт диковинных препятствий и вышел из комнаты.
Глава 14
– Ипифания! – завопил он, оказавшись в трапезной. – Черт возьми, Ипифания!
“У меня нет причин подчиняться старой обезьяне, – подумал он. – С чего бы? Мои интересы он никогда не принимал близко к сердцу, используя меня как пешку в своих колдовских играх. Доверять Мерлину – все равно что пригреть за пазухой осеннего скорпиона”.
Встревоженная Ипифания появилась в дверном проеме кухни, вытирая руки полотенцем.
– Брайан, что случилось? – спросила она.
– Собери одежду в дорогу и все наличные деньги – мы сию минуту уезжаем. Я иду седлать лошадей.
Проблеск надежды вернул ее улыбке молодость.
– Ты серьезно? Да?
– Вполне. Торопись, маленький колдун может попытаться нам помешать.
Он сдернул с крюка плащ и поспешил из кухни во двор.
– Шраб! – выкрикнул он, прищурившись от дневного света. – Оседлай моего коня и лошадь для Ипифании. Мы едем на прогулку.
Он шагнул к конюшне, споткнулся об обуглившуюся доску, с проклятием выбросил вперед руки, чтобы предупредить падение. Руками и разламывающейся от боли головой он погрузился в черную ледяную воду, но мгновением позже чьи-то мягкие руки осторожно втянули его через борт и уложили на сиденье, а лодка вскоре перестала раскачиваться. Совершенно обессиленный, он откинулся на какую-то подушку и лежал, тяжело дыша, уставившись на луну и звезды в черной глубине неба.
– Мастер Даффи, вы в порядке? – донесся испуганный голос Шраба.
Ирландец развернулся спиной к нагретой солнцем мостовой и стряхнул пепел с лица и волос.
– А? Да, Шраб, все нормально.
Переведя взгляд, он заметил нескольких викингов, что, уставившись на него, скалились во весь рот. Он поднялся на ноги и двумя хлопками счистил с содранных ладоней налипший песок.
– Так я пошел седлать коней, – произнес мальчик.
– Э, нет… спасибо, Шраб, я… передумал.
Навалившееся отчаяние вытеснило из его сердца все остальные чувства – воодушевление, надежду и даже страх.