Черными нитями
Шрифт:
— Ни с кем, отец, тебе послышалось.
— Опять дерзишь? Ты поддаёшься демону? Видимо, моих уроков тебе было мало.
Эль выпрямилась, сжала кулаки и упрямо задрала подбородок.
— А ты, отец? Ты поддаёшься своему демону?
Я-Эльмон взял трость и замахнулся. Девушка сжалась в комок, белая собака взвизгнула. Рейн дёрнулся, но глава Церкви уже опустил трость.
— Да сколько же в тебе дурной крови, глупая девчонка! — Нол потерял сдержанность и заговорил с настоящей злостью.
Эль сжалась
— Так это же твоя кровь, отец!
— Молчать! — рявкнул он. — Это происки твоего демона, ты не должна его слушать!
— Если умение стоять на своём ты называешь происками демона, то ты не умеешь жить, — прошипела Эль.
Нол поднялся. Высокий, статный, гордый, он больше походил на старого гвардейца, чем на главу Церкви. Он крепко держался за трость и, казалось, вот-вот пустит её в дело. Рейн подобрался ещё ближе ко входу и уставился на Нола.
— Я устал, Эль. Я столько лет потратил на твоё воспитание, пытался выбить из тебя эту дурь, но ты остаёшься всё такой же глупой и упрямой. Дурная кровь, — Я-Эльмон покачал головой.
Рейн сжал кулаки. Аст перестал преграждать дорогу и оскалился.
— Тебе спасибо за неё, отец, — тихо ответил Эль. Она, наконец, выпрямилась и уверенно посмотрела на Нола. — Я слышала, как ты разговариваешь со своим демоном, так чего ты ждёшь от меня?
Я-Эльмон горестно рассмеялся.
— Ничего ты не знаешь, девчонка! — он опустился на диван и устало вздохнул. — Эль, когда тебе стукнет двадцать?
— Через две недели, — осторожно ответила девушка.
— Всего две недели, — Я-Эльмон прошептал это с таким счастьем, как если бы говорил о самом заветном желании. Он откинулся на спинку дивана и поднял взгляд на потолок. Рейн тут же спрятался за стеной. — Я хотел сказать тебе это накануне твоего двадцатилетия, но больше нет смысла ждать.
Рейн переглянулся с Астом. Он здесь лишний, не надо подслушивать — он чётко понимал это, но не решался сделать шаг и сбежать. Рейн сам не знал, чего хотел больше: защитить девушку, если понадобится, или подслушать тайны её отца.
— Что сказать? — голос Эль снова задрожал.
— Видишь? — спросил Нол. Рейн осторожно выглянул. Глава Церкви указывал рукой с массивными перстнями на портрет девочки. Она была белокурой, с тёмно-зелёными, колдовскими глазами и капризно надутыми пухлыми губками. — Что это?
— Мой портрет? — осторожно спросила Эль.
— Да, так я всегда говорил. Цвет волос у детей темнеет со временем, и даже цвет глаз порой меняется. Но почему на портрете нет родинок, где эти твои проклятые родинки на щеке?
Эль резко вздрогнула и дотронулась до лица.
— Ты — дурная кровь, и в тебе нет ничего от меня. Я не знаю, кто ты. Тебя подсунули вместо моей настоящей дочери, — голос Я-Эльмона зазвучал ещё более сухо.
Он опустил плечи
— Когда Эль было пять, её похитили Дети Аша. Они потребовали от меня выкуп, и я собрал сумму, но вместо её они подсунули тебя — какую-то бродяжку с улицы, грязную девчонку с другим цветом волос, глаз и этими проклятыми родинками. Они поставили мне условие: я должен в течение пятнадцати лет платить им, и тогда на двадцатый день рождения моей Эль они вернут её.
Рейн спрятался и уставился на Аста. Вот почему Я-Эльмон делал пожертвования в больницы, университеты, места, связанные с Детьми Аша. Но это похищение… Неужели они действительно были способны на такое? Чем они тогда лучше Совета? Что это тогда за выбор — выбор того, у кого менее грязные методы?
— Они не такие, — откликнулся Аст. Рейн с сомнением посмотрел на него. «Они» — это Кай, Вир, Адайн, Ката. А такие ли другие? Они говорили, что стояли в стороне от Детей Аша, но правда ли это?
Рейн снова выглянул. Эль закрыла лицо руками. Нол по-прежнему сидел спиной, и ему захотелось заглянуть старику в глаза.
— Осталось всего две недели. Скоро моя Эль вернётся.
— Если я чужая, что же ты не отправил меня на учёбу как можно дальше, как можно дольше, до двадцатилетия? — Эль всхлипнула.
— Женское обучение длится шесть лет, ни один пансионат не хотел брать тебя на больший срок. А в университет тебя не стоило отпускать. Ты слишком глупа для этого и только бы опозорила мой род.
Рейн от злости плюнул на пол, но хотелось плюнуть в лицо Я-Эльмона. Да, это был отец, убитый горем по собственной дочери, но, чёрт возьми, разве Эль стоило винить в этом? Разве её также не обманули, неужели она не заслуживала хоть капли доброты?
— Но… — начала Эль и резко замолчала, снова сжалась в комок.
— Мне пришлось обманывать всех. Водить на приёмы тебя, представлять друзьям. Мою Эль я уже никогда не смогу назвать дочерью при всех, — Нол снова тяжело вздохнул. — Когда она вернётся, я представлю её своей племянницей, а ты уедешь, куда хочешь: на Рьёрд или Лён, или в Арлию. Не переживай, я тебя не обижу. Дам денег, и ты сможешь забрать из дома все свои вещи.
— Отец! — закричала Эль и вскочила. Я-Эльмон жёстко оборвал её:
— Не говори это слово. Я больше не могу слышать его от тебя. Осталось всего две недели, и я уже слишком устал.
— Отец, это же неправда, я — твоя дочь! — голос Эль зазвенел, казалось, она вот-вот расплачется. Я-Эльмон промолчал. — Почему ты раньше не сказал?
— Чтобы ты со своей дурной кровью что-нибудь удумала и всё испортила? Я не смог найти Эль, поэтому мне оставалось только ждать — я не мог позволить, чтобы ты всё испортила.