Черными нитями
Шрифт:
Рейн снова переглянулся с Астом. Как выполнить приказ В-Бреймона, не отказаться от плана Вира и сохранить королю жизнь?
В-Бреймон устремил на него тяжёлый, испытывающий взгляд. Рейн понял, что молчал слишком долго и быстро ответил:
— Кир В-Бреймон, я не подведу. Я не зря четыре года был практиком, — Рейн ухмыльнулся, чувствуя, что каждым словом подписывает своей совести смертный приговор.
Ригард потёр заросшую щетиной щёку и сказал:
— Что ж, Рейн, времена сейчас беспокойные для всех нас. Надеюсь, на твоём пути не появится преграды, которую ты не сможешь обойти.
— Я не подведу, — твёрдо сказал Рейн.
Глава 25.
Вечером Рейн с тяжёлым вздохом опустился в кресло напротив Вира. Тот снял очки привычным жестом и устало потёр заросшую щетиной щёку.
— Рад видеть тебя, Рейн. У тебя тоже тяжёлый день?
Разбросанные по всему кабинету листы бумаги с торопливо сделанными записями и круги под глазами выдавали, что у Вира тяжёлой выдалась даже ночь.
— У меня непонятный день, — буркнул Рейн. — Объясни, профессор, что задумал Совет и В-Бреймон? Ты же знаешь. И опять молчишь.
Вир с готовностью откликнулся:
— У меня немного времени, поэтому я буду краток. То, что задумал В-Бреймон, я узнал только сегодня. Мы виделись с Неланом и обсудили произошедшее.
Рейн почувствовал смутную тревогу. Это чувство всегда возникало, когда за ним кто-то следил, готовился неожиданно ударить или пытался соврать. Годы работы практиком отточили это чувство и научили доверять ему. Рейн подался вперёд и пристально вгляделся в Вира. Тот ответил невозмутимым взглядом и продолжил:
— Члены Совета действительно хотели обвинить короля Риса в связях с Детьми Аша, судить и казнить, а после приступить к выборам нового короля. Однако это бы не прекратило волнения в народе. В-Бреймон, Я-Эльмон и У-Дрисан придумали, — Вир на секунду замялся, — более интересный план. В Лиц вторгнутся наёмники — те, которых «наняли» Дети Аша, чтобы устроить переворот. После короткой схватки гвардия их одолеет. Наёмники с деньгами вернутся домой. Инквизиция за «разоблачение» заговора обелит себя в глазах общества. Церковь сможет начать новую кампанию против демонов и усилить влияние. Торговая гильдия наживётся на потерях. Народ присмиреет, Дети Аша попадут в опалу, а Совет снова сожмёт Кирию в тисках. Всё просто.
Вир помолчал и добавил:
— И тут-то как раз его внимание ослабнет, и мы сможем нанести удар.
— План поинтереснее? — процедил Рейн. — А вы подумали о лицийцах? Сколькие умрут? Только гвардейцы да несколько наёмников? О, за них-то не стоит переживать, конечно! Зачем эта война?
Вир недовольно скривился.
— Рейн, нет никаких «вы». Я не могу предвидеть действия Совета, а Нелан не может разгадать все замыслы В-Бреймона. Мы боремся по мере сил. Поверь, — Вир устало вздохнул, и ощущение тревоги стало только сильнее. Рейн неуютно поёрзал на кресле. Он согласился на план того, кому не доверял. Пытался довериться, да не смог. И другие тоже начали отдаляться от профессора. И всё же план Вира оставался единственной надеждой.
— Рейн, представь. Ты, скажем, рабочий на сталелитейном заводе. Дома жена и двое детей. На заводе постоянно заставляют работать сверх нормы, не доплачивают за выходные и праздники, задерживают зарплату. Из-за этого жена вечно ворчит, а дети недоедают.
Рейн нахмурился. Такая картина не была новой — многие жили так, но что с того?
— Ты зол. Твой демон постоянно шепчет, что нужно что-то сделать: семья страдает! Но ты знаешь, что он не может сказать правильных вещей. Да и что тут сделать! Одно слово — и ты уволен. Но вот ты слышишь выступление
Рейн потёр подбородок. Он мог бы жить именно так. Ноториэсов брали на заводы — на самую тяжёлую, опасную работу, но всё же брали.
— И вот однажды во время обеда вы решаете послать к чёрту владельцев всех фабрик и выйти на забастовку. Не будет хороших условий — не будет и рабочих. Вы пытаетесь что-то сделать, но ни владелец завода, ни Совет не слышат вас. А денег в семье становится всё меньше, твои жена и двое детей уже подбирают последние крошки. И вдруг слышится новая весть: а король-то продался Детям Аша, и вместе они готовят переворот. Они наняли арлийских наёмников, те уже подплывают к Лицу. Ты боишься, ты растерян. Может, король на самом деле не прав? Да и Совет не такой уж плохой. Пусть немного, но на заводе платили, а что дала забастовка? И вот гвардия побеждает наёмников. Снова воцаряется мир. Ты уже и на завод готов вернуться, лишь бы снова были деньги. И вдруг узнаешь, что королём избрали того, кто убил короля-предателя, кто когда-то пал, стал ноториэсом, но сумел исправиться. И ты понимаешь: к чёрту этого демона, к чёрту эту забастовку. Ты согласен: пусть на дне, но это ровное дно, и с него не упасть. И после того, как ты на миг распрямил спину, ты снова сломлен и опять покорно склоняешь голову.
Вир сделал паузу. Рейн почувствовал неясную тоску.
— Посмотри на это со стороны Совета. Да, в плане немало огрехов. Но тот, кто всегда боялся слушать свой голос, сделать по-своему, поймёт ли это? Он снова сломается, даже не успев собраться.
Рейн медленно ответил:
— Я не хочу убивать короля Риса.
Он снова чувствовал себя мальчишкой, которому отец говорил, как надо себя вести, но тот не был согласен с ним. Хотелось вырваться, сделать по-своему, но противный голосок внутри ставил под сомнение правильность любого из решений.
— Ради спасения других можно пожертвовать одним, — откликнулся Вир.
«А может этим одним будешь ты?» — Рейн хмуро посмотрел на Витторио и скрестил руки на груди.
Рассказывая историю Аша и Яра, он сказал Эль, что они поступили благородно: пожертвовали не посторонним, а одним из них. А что делать, если сейчас нужно пожертвовать и тем, кто хотел как лучше, кто попытался, и собой — точнее, остатками чести и совести?
— Остатками, — Аст криво усмехнулся и скрестил руки, как он.
Рейн поднялся, посмотрел на Вира долгим, пронзительным взглядом и направился к выходу.
— Рейн! — послышалось вслед. — Ты же не передумал?
Он обернулся на пороге.
— Я буду делать то, что говорит мне мой голос. Мы же за это боремся, да? — Рейн ухмыльнулся, вышел и, закрыв дверь, вздохнул.
Было бы всё так просто! Он переглянулся с Астом. Голос сердца тоже ошибался, но слушать его стоило точно. Только вот пока даже у него не оказалось ответа.
Рейн спустился в зал «Трёх желудей». Стемнело, и посетители все появлялись и появлялись, как мотыльки, привлечённые светом. Уже привычно стучали кости, раздавались карты, мелькали руки крупье, слышались смех и вздохи разочарования. За полтора месяца «Три жёлудя» стали такими знакомыми, даже уютными. Внизу всегда царила суматоха, но она давала больше покоя, чем самый тихий день в Чёрном доме или Доме Совета.