Черный Август

Уилльямз Тимоти

Тротти не отвечал.

– Так как?

– Бельтони мне кое-чем обязан. – Тротти потер подбородок и устремил взгляд в затемненное окно автомобиля – туда, где на фоне темнеющего неба начали едва заметно вырисовываться силуэты города, кафедрального собора и башен в лесах.

Дождь.

– Я старик, Габбиани. Старик полицейский.

– Ну и что?

– Ну и что? Убили женщину, которую я когда-то любил. Никаких зацепок, ничего. Бельтони был с ней давно знаком. Возможно, вы этого не знали.

– И поэтому вы набрасываетесь на него

посреди города?

Тротти вздохнул:

– Я не верю Боатти. Не верю его побуждениям, этой его сказке о книге. – Тротти пожал плечами. – Я нутром чувствовал, что его на меня натравили, что он перед кем-то обо мне отчитывается. Скорее всего, я ошибался, но у меня было такое чувство, что его подослал начальник квестуры.

– И это дало вам право развалить всю нашу работу?

– Да ладно, Габбиани. Неужели найдутся такие, кто не знал бы, что Бельтони – осведомитель? Вы хотите, чтобы я в это поверил?

– А вы опасный человек, Тротти.

– Может, и опасный. – Тротти язвительно засмеялся. – Но я по крайней мере стараюсь быть честным. По-своему я стараюсь быть честным.

Внезапно в салоне немецкого автомобиля словно похолодало.

– А я нечестный – так ведь. Пьеро Тротти?

– Я думал, что Мария-Кристина замешана в убийстве Розанны. Поэтому я и пошел за информацией на улицу.

– Я ведь не такой честный, как вы?

– За информацией, которую мог дать мне Бельтони.

– Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

Тротти молчал. Габбиани ткнул в его сторону пальцем:

– Бесчестный – это-то вы и хотите мне сказать?

Молчание.

– Я бесчестный, Тротти?

– Не мне судить, вас, Габбиани.

– Какого черта вы недоговариваете?

– У вас свои убеждения, у меня – свои.

– Вы обвиняете меня в том, что я еще не дорос до ваших высочайших норм честности? Высочайшие этические критерии честности Пьеро Тротти!

Тротти не отвечал.

– Так, что ли? Деньги с наркотиков? Я живу на деньги с наркотиков – вы это хотите сказать?

– В прошлый раз, когда вы меня подвозили, у вас был маленький «инноченти».

– Если я езжу на БМВ, значит, я беру взятки? Так, что ли, Тротти?

– А роскошная вилла в Пьетрагавине? – не мог удержаться Тротти от ядовитого замечания.

– Роскошная вилла в Пьетрагавине, – повторил за ним Габбиани.

– На зарплату полицейского такой не обзаведешься. – Возмущение. Давняя горечь.

Габбиани вытащил из «бардачка» пачку «Нацьонали».

– А у вас разве нет виллы на озере, Тротти? – Раскуривая сигарету, он прищурил свои серые глаза с длинными темными ресницами. От зажигалки, которую он вынул из приборной панели, поднимался дым. Рука Габбиани слегка дрожала.

– Вы – глава отделения по борьбе с наркотиками. И работаете так, как считаете нужным. Точно так же и я работаю. Наши убеждения могут и не совпадать. Я раскаиваюсь в том, что случилось с Бельтони. В следующий раз буду держать вас в курсе дела. Пошлю вам заявку в трех экземплярах,

Габбиани. Я очень сожалею. Но, повторяю, это было расследование смерти друга.

– У вас ведь тоже вилла, Тротти? На озере Гарда, разве нет?

– Она принадлежит моей жене.

– А разве у других полицейских богатых жен быть не может?

Умиротворенность

Боатти и комиссар Меренда стояли под одним зонтом.

Боатти что-то говорил в свой диктофон.

Тяжелые капли дождя падали на пыльную землю и в медленные воды По.

Убогая местность на краю города, где доживали свой век старые дома и тянулась вдоль реки грунтовая дорога, – беспризорная земля, на которой нашла себе прибежище лишь скудная рощица платанов. На берегу, под отметкой уровня паводков, – несколько деревенских домишек, большей частью необитаемых. Еще ниже – огороды, текстильная фабрика с трубами, из которых не шел дым, и подсобными постройками.

Под дождем все это выглядело еще более заброшенным.

Тротти и Габбиани выбрались из машины.

Токкафонди заметил их и поспешил с зонтиком навстречу.

Хотя вечер был теплым, на нем были форменная кожаная куртка и перчатки. Он нервно улыбнулся и поправил на голове берет.

– В чем дело? – Тротти указал рукой в сторону полицейского кордона. Там уже собралась небольшая толпа любопытных, но никакого искусственного освещения, кроме включенных фар полицейского автомобиля, не было. На земле лежал какой-то темный предмет, но за кордоном полицейских разглядеть его было трудно.

Предмет этот отбрасывал на землю длинную тень.

– Работа, кажется, профессиональная. Изуродовали жутко. А потом еще облили бензином и сожгли. – Храбро улыбнувшись, Токкафонди закрыл глаза. – Отрезали ему почти все пальцы. Вид не из приятных… Меня… – Он с трудом сглотнул слюну, и на его юном лице вновь появилась улыбка.

– Кто это? – Тротти нахмурился и двинулся вперед.

Жертве, должно быть, привязали за спиной руки к ногам.

– Классическое мафиозное убийство, – спокойно заметил Габбиани. – Мышцы ног не выдерживают напряжения, и человек задыхается. – Он фыркнул. – А потом они его еще и сожгли. Скорее всего, и язык отрезали. Организованная преступность осведомителей не любит. Он должен рассыпаться перед вами в благодарностях, Пьеро.

Бельтони

Тротти вышел из-под зонтика, под которым они стояли с Габбиани. Нырнув под полицейское ограждение, он направился к темному бугорку.

Как ни странно, большую часть лица пламя не тронуло. Все тело обуглилось и почернело, как головешка, а лицо, одной щекой прижатое к земле, осталось невредимым. Длинные волосы были опалены, пустой открытый рот приникнул к пыльной почве, по которой уже поползли ручейки дождевой воды.

В свете фар полицейского автомобиля Тротти опустился перед телом на колени. Дождь припустил вовсю, заливая Тротти лицо и проникая под одежду.