Черный Баламут. Трилогия
Шрифт:
Лунная династия.
— Мне сказали… — начал было Слепец, демонстративно забыв испросить у старшего родича позволения начать.
Грозный перебил внука:
— Тебе сказали лишь часть правды. Умолчав о главном: до сегодняшнего дня я всерьез подозревал тебя в тайном убийстве твоего брата Панду, а также в многократных покушениях на братних сыновей. Цель: устранение угрозы единоличному царствованию и наследованию трона Бойцом! Средство: этот всецело преданный тебе человек (кивок в сторону Первого Колесничего) и его юный сын, фаворит твоего первенца. Для этого я и велел арестовать обоих, дабы лично провести допрос и узнать
Слепой раджа умел держать удар. Грозный тайно восхитился невыразительностью лица внука, лишь пальцы резко сжались на детских плечах, не позволив Бойцу с Бешеным вслух оскорбить Деда.
Мальчишки еле слышно зашипели от боли, разом прикусив языки.
Да еще поднял голову от холодного пола татуированный сын Первого Колесничего.
— Я слушаю, — ледяным тоном заявил Слепец. — Продолжай, Дед. Или нам лучше остаться наедине? И Грозный покачнулся, как от пощечины.
— Я продолжу, — в монолите голоса Гангеи еле заметно змеились трещины. — Я продолжу, потому что здесь все свои. Ты, законный владыка Города Слона, твои наследники, один из которых воссядет на отчий престол из дерева удумбара, а сотня других примет бразды правления в иных городах Великой Бхараты, и, наконец, верные из верных, незаслуженно оскорбленные… мной.
— И ты, о лучший из знатоков Закона, — еле заметно кивнул слепой раджа. — Ты тоже здесь.
— Да. Но я не вечно буду здесь, что бы ни думали вы все по этому поводу. Ты знаешь, я дал обет и честно выполнил его. Поэтому я так и не свершил «Конского Приношения» и «Рождения Господина», хотя меня дружно подталкивали к этим обрядам. Не свершишь их и ты, по известным нам обоим причинам. Но твой
старший сын… возможно. И Великая Бхарата вновь станет Великой Бхаратой!
Грозный помолчал, прежде чем добавить:
— Да, станет. По нашей воле, а не из прихоти взбалмошного небожителя, чье покровительство уже стоило мне многих погребальных костров. Я никогда раньше не говорил с тобой об этом и сейчас не буду. Добавлю лишь: мне было бы стократ легче, если бы покушение на покойного Альбиноса и его потомство оказалось делом твоих рук! Стократ. Бороться с людьми проще, нежели с богами, твоя бабка, пахнувшая сандалом, могла бы подтвердить мои слова, будь она жива! Но я все-таки попробую.
Каменной статуей, храмовым истуканом из чунарского песчаника стоял Слепец, во все глаза глядели на Деда Боец с Бешеным, забыв моргать, недвижно лежал на холодном полу Первый Колесничий, а его дерзкий сын Карна уставился на Грозного снизу вверх, по-кошачьи вывернув голову, и злоба сверкала во взоре подростка.
Цари! Владыки! Талдычат бхут его знает о чем, а ты тут валяйся на полу кулем дерьма…
— Что ты намереваешься делать, опора рода? — тихо спросил Слепец, и Грозный втайне порадовался, что внук не спросил больше ни о чем.
— Я собираюсь одолжить у тебя Первого Колесничего. Ненадолго. Чтобы искупить свою вину соответствующим возвышением. Я намерен отправить его во главе посольства в земли ядавов.
— Ядавов? Отправить послом?! Зачем?! И к кому?!
— Разреши мне умолчать об этом. И без того слишком много случайностей бродит у нашего дворца.
— Хорошо. — Слепец потрепал своих мальчишек по кудрявым макушкам и снова опустил ладони на их плечи. — Хорошо… Позволит ли старший родич мне удалиться?
— Позволю, — очень серьезно ответил Гангея Грозный. — Позволю, мой господин.
Посольство
— земное воплощение Опекуна Мира.
Множество легенд, где вымысел сплетался с правдой теснее слоев металла в булатном клинке, бегали взапуски от Ориссы до Шальвапура — легенд об этом
юнце.
Которого звали меж людей Черным Баламутом.
Богатые дары везли послы. Многажды кланяться было велено им. Кланяться и славословить. А потом передать Черному Баламуту послание Грозного. Из рук в руки. Чтобы глаза аватары Опекуна прочитали:
«Понимая, что сила моя и опыт нужны державе, я остаюсь верным слугой хастинапурского трона, хотя годы и гнетут меня немилосердно. Старость — время размышлений во спасение души, а не деяний во благо страны, невмоготу мне видеть, как безвременно гибнут молодые родичи, раскачивая тем самым основание престола. Если таинственные и внезапные смерти не прекратятся, полагаю наилучшим удалиться в отшельническую пустынь и посвятить остаток дней своих замаливанию грехов, а также аскетическим подвигам. Ибо не вижу иного способа воздать за смерть братьев или внуков, поскольку в случай не верю, а имени обидчика не знаю. Сын Ганги, матери рек, и Шантану-Миротворца, прозванный глупцами Грозным».
Послы говорили потом женам, что лицо Черного Баламута в тот момент, когда он читал послание Грозного, донельзя напоминало лик Вишну-Дарителя — каким бог изображен на парковой стеле хастинапурского дворца. Вьющиеся кудри волнами зачесаны от лба вверх, где и собираются в тройной узел-раковину с воткнутыми павлиньими перьями, тонкая переносица с легкой горбинкой, чувственные губы любовника и флейтиста всегда сложены в мягкую девичью улыбку, уши украшены живыми цветами, скулы и подбородок выточены резцом гениального скульптора, а иссиня-черная кожа слегка блестит, подобно коралловому дереву.
Первый Колесничий смотрел на ровесника собственного сына и думал, что боги — это все-таки боги, а люди — это всего лишь люди. Такому благостному красавцу небось и в голову не придет ввязаться в драку из-за пустяка, дерзить наставникам или, к примеру, вломиться за арестованным родителем в дворцовые казематы. Сразу видно: добродетелен и лучезарен. Глядишь и преисполняешься любовью. Хочется не вожжами отодрать, а преклонить колена и воскликнуть гласом громким:
— О, Черный Баламут и есть великое благо, коего достигают глубоким знанием Вед и обильными жертвоприношениями те мудрецы, кто победил порок и смирил душу! Это итог деяний, это неизвестный невеждам путь! Страсть, гнев и радость, страхи и наваждение — во всем этом, знайте, он достойнейший!
Последняя мысль, самовольно придя на ум, изрядно смутила Первого Колесничего.
Хотя и весьма походила на цитату из каких-нибудь святых писаний или бесед с подвижником, обильным заслугами.
Черный Баламут поднял голову и кротко воззрился на послов.
— Передайте Грозному…
Журчание реки, когда томит жажда, песнь друга, когда грозит беда, глас божества-покровителя в пучине бедствий — вот что звучало в голосе птнадцатилетнего подростка.
Прощение и обещание — вот что сияло во взоре его.