Черный беркут
Шрифт:
Ирина вообще перестала с ним здороваться. Целый месяц только кивала в ответ. Потом «отогрелась», простила, в чем-то Алексей был прав, но до конца не вник в ситуацию. И сразу булавка.
Шевцов с товарищем прошли длинным коридором госпиталя, поднялись на второй этаж.
У открытого окна курил парень. Он опирался на костыли. Правая штанина тренировочных брюк подшита выше колена. Увидев гостей, он выбросил недокуренную сигарету и, ловко работая костылями, поспешил навстречу.
– Ты почему на костылях, Олег? – после
– Вчера весь день на протезе проходил, культю натер, – ответил парень.
– Может, другой заказать?
– Не, тот нормальный. Почти не хромаю. Пойдем в палату, там пацаны кино смотрят.
В палате было десять коек. Две из них занимали тяжелобольные. У Лени Чудинова травма позвоночника – осколочное ранение, паралич обеих ног. Он уже два года не встает, перенес несколько операций. И только сейчас ноги стали «отходить», он может уже напрячь мышцы, с посторонней помощью поднять правую ногу. Над кроватью нависла целая система противовесов для упражнений, Леня постоянно в работе. Главное, он верит, что когда-нибудь встанет на ноги.
Через койку от него Володя Терехов, тоже позвоночник. Попал под обстрел, укрылся у стены полуразрушенного дома. А стена рухнула. Долго пролежал, заваленный обломками. Когда доставили в полевой госпиталь, правую руку врачам спасти не удалось. От нее осталась короткая культя. Пацаны привязывают к ней гантель, и Володя качается, приводят в порядок почти атрофированные мышцы плеча. Левая рука у него сильная, он научился писать ей, рисует. И тоже верит, что постель и инвалидная коляска – это временно.
Половина пациентов в госпитале потому, что за ними нужен постоянный уход, а дома нет такой возможности. Родители стараются не потерять работу, чтобы хоть как-то обеспечить семью, сына инвалида. Некоторые проходят реабилитацию, кто-то повторно лег на операцию. Здесь всем нравится. Особенно последние полгода. В палатах появились телевизоры, видеомагнитофоны, игровые приставки.
Шевцов присел на кровать Терехова, поздоровался с его матерью, которая в дневное время была рядом с сыном.
– Ну что, Володь, дошла и до тебя очередь. Деньги нашли, полетишь в Мюнхен на операцию.
Мать прижала руки к груди: Господи! Операция и трехмесячный реабилитационный период в мюнхенской клинике стоят шестьдесят тысяч долларов. Не считая дороги.
– Сынок, – она взяла Шевцова за руку, – как же мы расплатимся?..
– А никак. Это деньги нашего фонда. Только оплату за операцию придется провести через вашу работу. Мы внесем деньги, администрация оформит их как на благотворительные фонды. Они ничего не потеряют, наоборот, у них останется приличная сумма, которая налогом не облагается. Впрочем, мы сами уладим это дело.
Шевцов взглядом остановил женщину, в глазах которой стояли слезы.
– Не надо благодарить нас, Зинаида Александровна. Мы обещали – сделали. Сейчас нам нужны
– Нельзя мне в отпуск, уволят. Только попроси, скажут, работать не хочешь. Я и так с большим трудом упросила начальство, чтобы работать во вторую смену. Разрешили только потому, что сын инвалид.
– Не переживайте на этот счет. Мы умеем договариваться.
Матери казалось, что она спит и видит все это во сне. Но был Витя Казовский, которому два месяца назад сделали операцию в той же мюнхенской клинике. И деньги дали эти же парни.
Откуда у них такие средства? Ясно, что добыты нечестным путем. Ворованные? Теперь каждый считает копейку, а бизнесмены особо тщательно. Их на милосердие не возьмешь. Государство, которое обязано поставить на ноги ее сына, будет цинично решать эту проблему вечно. Оно забрало его у матери, искалечило и вернуло, чувствуя себя, наверное, великим Творцом: мы взяли, мы и отдали. Ну недодали несколько килограмм, что из этого?
Кто же эти парни? На чьи деньги они предлагают операцию ее сыну? Что – понемногу возвращают? Поэтому такие немногословные? А вдруг придут потом и скажут: «Давали вам денег? Вот теперь возвращайте». Отнимут квартиру, заставят отрабатывать.
Сумма уж больно велика. На нее две или три таких квартиры можно купить. Хотя... Он что-то сказал о предприятии. Вот оно! Они деньги с предприятия обратно потребуют, потом выгонят из квартиры.
Эти мысли пришли только сейчас, их не было, когда Витю Казовского отправляли на лечение в Германию. Думала ли его мать о том, что нынче пришло в голову Зинаиде Александровне? Наверное, нет, если согласилась принять деньги. Легкомысленный поступок.
Зинаида Александровна иначе посмотрела на Шевцова.
– Знаешь, сынок, наверное, мы откажемся. Не потянем мы...
Сергей долго молчал. Молчала вся палата.
– Я понимаю, о чем вы думаете, – тихо произнес он. – Поговорим с вами через неделю, хорошо?
Приятели попрощались и вышли из палаты.
До медсестры долетели обрывки фраз, произнесенных Шевцовым:
– Надоело... Недоверие... Все неправильно... К черту...
51
– Сергей, одному рискованно идти.
– Зато спокойнее, дергаться не буду. – Шевцов взял в руки спортивную сумку, сунул в карман сигареты. – Ладно, до встречи.
За ним захлопнулась дверь квартиры на Большой Песчаной, где они по-прежнему собирались, где на полке лежали почтовые конверты с изображением какой-то птицы в левом нижнем углу. Квартира Алексея Ремеза.
После телефонного звонка, который с некоторых пор не казался Юрию Блинову неожиданным, бригадир вызвал к себе Рябушкина. Тот появился только через пять минут.