Черный бумер
Шрифт:
Поветкин ерзал на переднем сидении и думал о том, что с супругой хорошо бы развестись. Такая женщина как Лариса могла бы составить счастье его жизни. Жаль, конечно, что зад ему надрали не настоящей плеткой, а каким-то жалким собачьим поводком. Жаль, что свидетелем этой садомазохистской сцены стал некий Дима, судя по виду и повадкам, личность отвратительная. Наверняка молодой человек в разговорах со знакомыми хануриками станет хвастать, как выпорол знаменитого режиссера. А тот не подох от боли, а испытал нечто такое… Впрочем, грош цена его словам. О знаменитостях вечно распускают самые гнусные сплетни.
— Да, есть еще женщины на свете, — задумчиво проговорил Поветкин. — Такие женщины… Жаль, редко встретишь.
— Ну, уж это вы загнули, — усмехнулся водила, по-своему истолковав мысль пассажира. — Вон, на каждом повороте стоят шалавы. Совсем стыд потеряли. Скоро голяком в шеренгу выстраиваться станут. Тьфу…
— Я не об этом, — помотал головой Поветкин. — Есть ведь и не такие. Даже наоборот. Сердце своим взглядом пропахает. До нее только дотронешься, а она…
— А она уже все деньги из карманов выгребла, — сказал водила. — Моя всю дорогу по карманам шарит. А там только блохи на аркане.
— Я не о деньгах.
Приподнявшись, Поветкин поскреб зудевшие ягодицы.
— Все они одним миром мазаны, — водила оказался законченным циником, или с бабами ему не везло. — Когда деньги есть, есть и отношения. Копейки кончились — и вся любовь.
Поветкин раздраженно махнул рукой и отвернулся.
Элвиса вызвали на допрос утром, когда вертухаи закончили шмон в камере. Провели по длинному коридору, спустили по лестнице на первый этаж. Все, как обычно. В воздухе витает запах хлорки и несъедобной баланды, все те же приказы «Стоять. Повернуться к стене», когда навстречу попадался человек. Но на этот раз почему-то не свернули к административному блоку, подследственного вывели на внутренний двор, темный и сырой. Элвис оглянулся, чтобы спросить, куда его тащат, но конвоир молча толкнул в спину костистым кулаком.
— Не оглядываться.
Через пять минут Элвис оказался в двухэтажном здании, пристройке к административному крылу тюрьмы. Опять длинный коридор, множество дверей, но уже не железных, а простых фанерных, на полу не кафельная плитка, а деревянные половицы, застеленные вытертой ковровой дорожкой. Конвоир поставил Элвиса лицом к стене, постучал в дверь. Переступив порог, Элвис увидел двух мужиков в цивильных костюмах и при галстуках. Два майора ФСБ, засветившиеся на фотографиях, которые приносил Радченко, пожаловали в гости. Офицеры представились, предложив подследственному мягкий стул.
Валерий Иванович Задорожный, отодвинув в сторону горшок с геранью, приземлился на подоконник и принялся ковыряться в зубах обломанной спичкой, давая понять всем своим видом, что разговор предстоит неофициальный, без протокола. Майор Столяров, улыбаясь в усы, не занял кресло хозяина кабинета, устроился за столом для посетителей напротив Элвиса, для затравки выложил пачку дорогих сигарет, придвинул пепельницу из штампованного хрусталя.
— Курите, — сказал он. — Вас не удивляет визит офицеров военной контрразведки?
Элвис ушел от прямого ответа и угостился сигаретой.
— За последнее время я больше привык общаться с прокурором Золотаревым. С ним у нас как-то сразу не заладилось. Общего языка не
— Я говорил с ним, — кивнул Столяров. — Но в отличие от следователя у меня нет уверенности, что это именно вы на речке положили троих. Да еще лесника грохнули. Я полистал дело. Факты так себе, хлипкие… Можно и так и этак повернуть. И свидетель, он же потерпевший Бурмистров тоже доверия не вызывает. Мелкий вокзальный мошенник, человек без чести и совести. Конечно, мы не можем приказать прокуратуре: закройте дело. Все не так просто. Но, не буду скрывать, определенные рычаги воздействия у нас есть. Тут многое будет завесить от вас.
— От меня? — Элвис сморгнул, будто сигаретный дым попал в глаза. — Мне кажется, что от меня вообще уже ничего не зависит. Меня просто засасывает водоворот, тянет на дно, и скоро я пущу пузыри.
— Не впадайте в уныние, — Столяров кончиками пальцев погладил усы. — Даю вам слово чекиста, что в беде вас не бросим. Но потребуются встречные шаги. Иначе у нас получится любовь без взаимности. Понимаете о чем я?
Элвис пользуясь случаем, прикурил вторую сигарету.
— Не совсем.
— Вы ведь воевали в Чечне. Имеете ранение. И государственные награды. Вы бывший офицер.
— Всего лишь прапорщик.
— Не важно, — поморщился Столяров. — Надеюсь, вы патриот?
— Кто — я?
— Разумеется вы. Хочу надеяться, вы — патриот. А это главное. Поэтому и обращаюсь к вам как к защитнику отечества и патриоту. Вы знаете, где находятся несколько переносных ЗРК. И поэтому я прошу вас обо всем нам рассказать. Разумеется, без протокола. Это будет товарищеская доверительная беседа. Ее содержание не выйдет за эти стены.
Столяров осмотрелся вокруг, словно хотел убедиться, прочны ли те самые стены, за которые не выйдет доверительная беседа. Кажется, кирпичи пока не разваливаются. Задорожный, кивая головой, продолжал молча ковыряться в зубах. Элвис, раздавив в пепельнице окурок, молчал.
— Бобрик где-то залег на дно, — продолжил Столяров. — А вы, как его старший товарищ, не хотите назвать места, где он прячется. Вы боитесь доставить неприятности своему приятелю. Я это понимаю, даже уважаю ваш выбор. Случись со мной похожая история, я бы, не раздумывая, грудью встал на защиту друга. Что ж, пусть Бобрик находится там, где находится. А мы не станем терзать вас вопросами. Сейчас важно найти комплексы. Все остальное — по боку. Надеюсь, вы сделаете шаг навстречу. Ведь мы с вами в одном окопе?
Элвис поднял взгляд на фээсбэшника и неожиданно засмеялся.
— Я сказал что-то веселое? — нахмурился майор.
— Мы с вами в одном окопе? Мне это очень трудно представить. Что мы с вами — и в одном окопе. Извините…
И вновь повисло тягостное молчание. Элвис, опустив взгляд, погруженный в свои мысли, качался на задних ножках стула. Теперь низким баритоном заговорил Задорожный:
— Поиску ПЗРК наверху придают огромное значение. Я уж не говорю, что наше непосредственное начальство дает разгон. Вызывает на ковер, ставит раком, а я от волнения забываю, в каком кармане вазелин. Вчера трижды звонили со Старой площади. Там хотят знать, как идет операция. Если сказать по-русски: у нас дерьма полные штаны и скоро пойдет дождь. Нам нужна лишь крупица правды.