Чёрный день
Шрифт:
— Кучеряво живёте! — пробормотала она, разглядывая мебель и огромный, во всю стену, плазменный экран.
Всюду была чёрная копоть, но даже сквозь неё проглядывала былая роскошь обстановки. И тут из-под большого кожаного дивана донёсся громкий писк.
Вот дура набитая. Как же она сразу не догадалась?
— Кыс-кыс-кыс, — позвала Маша, садясь рядом на корточки и наклоняясь вперёд. — Иди сюда, моя радость. Да не бойся, не съем я тебя.
Животное, судя по всему, не верило и вылезать не торопилось. Незнакомое человеческое существо не внушало ему доверия. К тому же луч налобного фонаря девушки бил ему прямо в мордочку. От всего этого маленький комочек шерсти забился ещё
Когда она протянула руку, тот ощетинился и зашипел.
«Ох ты, какой грозный. Ну, не хочешь по-хорошему…»
У неё не оставалось времени миндальничать с ним, но и бросать его здесь было не по-людски. Девушка принялась шуровать рукой под диваном. Через пару секунд тощее как скелет существо стрелой метнулось прочь и тут же попало в рюкзак, распахнутый на его пути. Вжикнула молния, и безымянный котёнок стал пленником Марии Чернышёвой.
Он тут же начал отчаянно царапаться, но его коготки только скользили по плотному прорезиненному материалу рюкзака, который было не просто разрезать и ножницами. Судя по размеру, котёнок был не старше трёх месяцев от роду. А вот насчёт породы сомнений быть не могло — шерсти он не имел, уши торчали как локаторы. Это был сфинкс. Только окрас его нельзя было определить, настолько он был выпачкан в копоти и саже.
— Кончай пищать, — она продела руки в лямки и закинула рюкзак за спину. — Будешь хорошо себя вести, придём домой, дам чего-нибудь вкусненького. А будешь плохо — отдам самого на пищеблок.
Строго говоря, проносить животных на территорию убежища строго воспрещалось по санитарным соображениям. Это было чёрным по белому написано во всех нормативных документах. Тех, кто после рёва сирены поспешил к подземному переходу, взяв с собой кроме паспорта и денег ещё и домашних любимцев, ждало разочарование. Четвероногих друзей пришлось оставить за бортом Ноева ковчега — на входе в туннель солдаты бесцеремонно отбирали их у владельцев, не обращая внимания на уговоры. До них ли тут? Самых упорных, не желающих расставаться с хвостатыми «членами семьи», никто вниз силой не загонял.
Их право.
По рассказам одного срочника, стоявшего тогда в оцеплении, Маша знала, что после того как поток желающих укрыться иссяк, на автостоянке поодаль остались два десятка кошек и почти столько же собак. Некоторых люди привязали, других просто оставили за высоким забором паркинга. Этим повезло чуть больше. Одного здоровенного дога пришлось пристрелить, когда он увязался за хозяевами вниз и никак не хотел уходить. Но большинство вело себя смирно до самого последнего момента, когда ручная сирена стихла и сами бойцы начали спускаться в подземный переход. Тогда, словно почувствовав приближение конца, вся орава разразились душераздирающим лаем. Говорили, что он не смолкал, пока не задраили наружную дверь.
Через сутки с лишним, когда первая разведгруппа покинула убежище, чтобы обследовать окрестности, на стоянке не было никого. Чернышёва не сомневалась, что даже если кому-то из зверей инстинкт и подсказал спрятаться за мгновения до вспышки, то судьба их была незавидной. Потеряв своих хозяев в водовороте катастрофы, они вряд ли имели шансы протянуть сутки. Даже притом, что радиация почти на всех млекопитающих действует в три-четыре раза слабее, чем на людей.
За эти дни многое изменилось. Теперь у администрации хватало других забот, помимо недопущения в убежище представителей фауны. Чего стоили одни только паникёры и жалобщики. Первых удалось обуздать, только припугнув расстрелом или изгнанием, со вторыми приходилось поступать не менее жёстко. Их лечили направлением на самые тяжёлые и грязные
Всего же остального недоставало — добровольцев, имеющих хоть какой-то опыт, врачей, медикаментов, койко-мест, чистой воды, калорийной еды, даже несчастных матрасов и одеял. Почти все в убежище спали на голых деревянных лавках и нарах, а самые невезучие — прямо на полу, на подстилке из картонных коробок и газет, укрываясь чем придётся. Но сильнее всего не хватало надежды. Их настоящее было ужасным, а будущее рисовалось в таких тонах, что волей-неволей приходилось жить одним днём и не думать о том, что будет завтра.
Солдаты и добровольцы валились с ног от усталости, а начальство не могло находиться всюду одновременно. Поэтому тех, кто появился в подземелье уже после, никто всерьёз не досматривал — считали по головам да фамилии записывали. К тому времени в убежище при желании можно было провести кого угодно. Администрация в лице зама коменданта по общим вопросам Демьянова махнула рукой: «Ведите хоть целый зоопарк, только кормите сами».
Но желающих делить скудный паёк даже с самыми близкими существами оказалось немного, и теперь во всех комнатах набралось бы от силы пять кошек и пара собак, из которых ни одну нельзя было назвать крупной. Хозяева всё время держали их при себе, не выпуская в коридор, и запаха от них не было. Как думаете, кем будет пахнуть в тесном плохо проветриваемом помещении — пятью тысячами человек или двумя собачонками?
Такая привязанность была за пределами Машиного понимания, хотя сама она не могла себя назвать человеком равнодушным. В кошках её отталкивал некомпанейский характер, но собаки у них дома не переводились, сколько она себя помнила. Но до них ли тут, чёрт возьми, когда такое творится?
Для Чернышёвой даже человеческая жизнь никогда не была абсолютной ценностью, и всё же её она ставила несколько выше, чем жизни других живых существ. Но не на порядок, а на несколько пунктов.
Иногда её мысли возвращались к тем, кто остался наверху и разделил судьбу своих питомцев. Конечно, вряд ли дело в романтическом принципе «Мы в ответе за тех, кого приручили», из-за которого-де люди добровольно выбрали смерть. Они просто недооценили опасность. Так почему же так муторно становится от таких мыслей на душе?
Девушка обыскала просторную кухню, оборудованную всеми нужными и ненужными достижениями технической мысли. Огромный холодильник разочаровал её пустотой. Только в просторном морозильнике сиротливо лежало мясо в целлофановом пакете, килограмма полтора. Всё бы хорошо, но оно источало запах, который говорил о происходящих в нём бактериальных процессах. В убежище его могли бы обрезать с краёв, вымочить в уксусе да и бухнуть в котёл, поперчив посильнее, чтобы отбить амбре. Но Маша себя уважала и не собиралась набивать желудок тухлятиной. Уж кто-кто, а она о возможных последствиях была осведомлена. Даже коту она достанет что-нибудь получше.
Больше на кухне не оказалось ничего интересного. Даже в мини-баре — вот как жили, сволочи! — было шаром покати. Видимо, покидая дом, хозяева забрали с собой всё съестное и горячительное и всё мало-мальски ценное. Чёртовы буржуи. Или нет… как-то не складывается. Если у них было время забрать туалетные принадлежности из ванной, то почему забыли котика? И почему в комнатах такой разгром, будто Мамай прошёл? Телевизор раскурочили, всё раскидали. И следы грязные вокруг. А… ну, конечно. Мешочники прошлись. Знаем такую породу.