Чёрный фимиам
Шрифт:
Кьен Тао тонко улыбнулся и отвесил короткий вежливый поклон:
– Не думаю, что так надолго задержусь в вашем славном городе, но судьба любит пошутить. Поэтому благодарю за разъяснения.
* * *
После того как вырвало, стало чуть легче. Правда, вся спина взмокла от противного ледяного пота. Но в остальном Кирга довольно быстро очухалась. Она была живучая, в общем-то. Не из тех неженок, которые ходят в шелках и атласе. Да чего там, те неженки тут бы и нескольких
Так себя успокаивала воровка и грабительница, заглушая страх, который после короткой встречи с чужаком буквально выедал её изнутри. Сперва она даже хотела позвать стражника и пожаловаться, рассказать, что против неё учинили самое чёрное, прямо-таки чернющее колдовство. Впрочем, быстро остыла: кто ей поверит? Он человек богатый, сразу видно, уважаемый – путешественник, купец, да и деньжата водятся. А она? Преступница в лохмотьях. Душегубка.
С узкоглазым стражник разговаривал вежливо, чуть не с придыханием, а её, уходя, сапогом в бок пнул. Да... от таких помощи не дождёшься. Драг их всех поставь на четвереньки и отдай своим бешеным псам вместо сук!
Кирга мечтала, как Драговы псы будут крыть её обидчиков, роняя тем на спины ядовитую слюну, а солнце тем временем ушло от крохотного оконца-щели. В подвале стало совсем темно. Рядом зашевелился Сирк – начал приходить в себя. Кирга с трудом поднялась и, неловко ступая вдоль стены, направилась к мужу, но в этот миг дверь снова открылась. Воровку ослепило сияние факела, она зажмурилась, и тут же два стражника схватили её под локти, толкнули к выходу, от которого пинками погнали прочь из темницы.
А на улице ещё стоял день! Солнце светило! Удивительно, как долго тянется время в заточении.
Один из стражников, пока Кирга щурилась, снял с неё колодки, дал напиться. Но она сперва чесаться начала, такой зуд одолел. И только после этого припала к треснувшему кувшину и пила, пила, пила…
– Эй! – стражник отобрал воду. – Разорвёт. На вот.
Он поставил к ногам узницы деревянное ведро с водой, бросил в него мочало:
– Мойся. Да как следует. Тряпьё своё сюда давай.
Воровка вперила в него враждебный взгляд.
– Попользовать решили? – спросила она с ненавистью.
Стражники переглянулись и заржали:
– Ты себя видела? Попользоваться… Да лучше в собаку пихать, чем в тебя. Мойся, вшивая.
Про себя Кирга порадовалась, что они сочли её вшивой. Быть изнасилованной прямо на тюремном дворе не особо хотелось. Ну а что им в собаку пихать лучше – так вольному воля. Пусть пихают.
Она разделась и начала мыться, а когда отжимала волосы, один из стражников бросил ей какие-то воняющие пылью тряпки.
Воровка развернула комок. Это оказалось платье – старое, но крепкое. Бабёнка, что его раньше носила, видать, совсем коротышкой была. Да ещё и толстухой. Стоило Кирге надеть наряд, стражники в два горла заржали:
– Была чучелом, а стала шваброй в тряпье.
– Не жирными харчами столуюсь, – огрызнулась узница.
–
Воровка покорно протянула тощие запястья, на которые тут же надели тяжёлые кандалы. Так же поступили и с ногами, а потом пропустили между двумя цепями третью, да такую короткую, что пришлось Кирге семенить, согнувшись к земле. Еще и в эдаком платье.
Твари.
После этого, подбадривая тычками, её погнали по городским улицам навстречу судьбе. Хорошо хоть не на галеры. Видать, на невольничий рынок. Продадут кому-нибудь. Ну да ничего. С хозяином она управится, вывернется, а там давай, Драг, ноги, прощай, славный Миль-Канас! Эх, хоть бы…
Но, к удивлению Кирги, гнали её стражники вовсе не на невольничий помост.
* * *
Стиг стоял за спиной Аурики и задумчиво оглядывал толпу. Считарь распорядился, чтобы охрана обеспечила почтенной гостье удобства и безопасность. Для многоликой освободили место, принесли изящное деревянное кресло с мягкой атласной подушкой. Она чинно уселась.
Горожане, видя богато одетую деву под вуалью и мечника за её спиной, быстро понимали, кто она такая – старались не приближаться. Радовались, что прекраснейшая спрятала от них свой лик. Мало кому захочется наткнуться в толпе взглядом на лицо храмовой девы и увидеть… хорошо если живую и здравствующую женщину. А если давно умершую? Хоть и понимали все, что обличье это переменчиво, как водная гладь, но лицезреть его простым людям было тяжело.
К слову говоря, Стиг не ожидал, что Аурика поступит так зрело. Он думал, ей будут льстить внимание и испуганные взгляды, но нареченная его удивила. Она вообще вела себя с достоинством, без глупой взбалмошности, которой так опасался её жених.
Другие мечники косились на запястье старшего отряда, но ничего не спрашивали, хотя брачную вязь, конечно, заметили все. А что тут скажешь?
От этого их молчаливого понимания Стигу становилось тошно. Приходилось подчиняться вздорной девчонке! А главное – никто не спрашивал его согласия (когда его спрашивали у храмовых воинов?). Зато все понимали, что это странно: мечник такого возраста и вот это создание в вуали. Но молчали. Разговор со старшими жёнами ещё только предстоял. И нагоняй, наверное, тоже. Ещё, может, и Истр захочет побеседовать. Но ведь думать-то сейчас надо совсем о другом!
Аурика безмятежно сидела в своем кресле и смотрела на пока ещё пустой круг. Интересно, она знает, как разгневалась Эная, увидев на запястье брата шёлковую плетёнку? Наверное, догадывается. Стиг еле успокоил сестру, еле уговорил не начинать разговор с девочкой до того, как известие о её поступке дойдёт до старших жен. Дурочку эту маленькую было жалко, да и не хотелось становиться причиной раздора между женщинами. Они-то примирятся в конце концов, а потом мечнику свой раздор и припомнят.
Да-а-а… закрутились жернова. Не вырвешься.