Чёрный фимиам
Шрифт:
Вот и всё. Пришла, стало быть.
Стражники ушли, а воровка села на нагретый солнцем сверкающий пол и принялась ждать. Уж чего-чего, а ждать она умела!
Когда открылась дверь, Кирга уже и подремать успела – разморило в тепле-то и тишине. Услышав шаги, пленница быстро встала на колени, глаза опустила долу и постаралась вид принять самый смиренный, самый покорный. Пусть новый хозяин видит, что бить её и подчинять не нужно.
Она стояла так несколько счётов, а когда, наконец, осмелилась скосить глаза на вошедшего, чуть не завыла. Узкоглазый!!!
А
Кирга старалась не дышать. Боялась шевельнуться – так страшно ей сделалось. Ей, которая не боялась ни ножа, ни веревки, ни тёмных закоулков, ни раззадоренных мужиков, ни вонючих портовых забегаловок, ни городских стражников, ни тюремных колодок.
Она затаилась в глупой надежде, что про неё не вспомнят.
Как же!
Узкоглазый поднялся и направился к пленнице.
– Подними голову, – раздался короткий приказ.
Он говорил вроде бы и по-дальянски, понятно, слова не коверкал, но как-то по-особенному перекатывались они у него на языке. Иноземно, чуждо. И жутко. Никогда не слышала Кирга, чтобы человек так разговаривал.
Она не посмела ослушаться. И в ту же секунду страшный хозяин поднёс к её лицу пальцы, кончики которых были черны, и резко дунул. В лицо воровке полетело что-то незримое и тёмное.
– Вдыхай!
Он мог бы и не приказывать. От странной пыли, полетевшей в лицо, было не уклониться. Она словно прилипла к губам, белкам глаз, ноздрям. На миг пленнице показалось, что она задыхается, будто глотнула плотного и вязкого тумана, а он застрял у неё в горле упругим несглатываемым комком.
В ужасе пленница пыталась сделать вдох, пыталась протолкнуть тягучий дурман, а потом он пролился в неё легко и текуче, словно колодезная вода, которая потекла, полилась по жилам, заполняя ласковой прохладой каждую…
Кирга ожидала чего угодно: весёлой горячей ярости огневика, блаженной неги курвакса, пугающих и замысловатых видений лотоса. Хотя чего врать. Больше всего она ожидала животной похоти зудника.
Вместо этого всего её тело сковал паралич. Прохладные токи скользили под кожей. А затем… медленно и тягуче, продавливаясь, словно сквозь мокрую ткань, с усилием и вязким напором в её тело начало проникать нечто. Оно входило в неё разом, заполняя и сзади, и спереди, и через рот, и через глаза, и через сухую, выжженную солнцем кожу, через уши, ноздри… И Кирга не могла закричать, не могла забиться на полу в омерзении – она продолжала стоять на коленях, чувствуя, как её берёт что-то отвратительное, чему нет названия.
Когда это что-то полностью заполнило пленницу от макушки до пяток, накачало её собой, тело стало мягким, словно глина. Податливым и послушным. Оно само встало на ноги, а узкоглазый вдруг низко
– Господин мой.
– Рассказывай, – произнесло мужским голосом тело Кирги, пока она сама глубоко внутри заходилась в ужасе.
– Он здесь. И у нас большие сложности, – заговорил узкоглазый. – Первая – я неправильно его чувствую. Я видел его своими глазами, но чувствовал в ста шагах позади. Теперь я стараюсь не следить за ним, потому что Чувство показывает куда угодно и может мгновенно переместиться в любом направлении.
– Ты получил такой же слепок, как и всегда, – ответил голос из Кирги.
– Да. Но при этом Чувство обманывает меня, – сказал узкоглазый.
– Откройся мне, – последовал беспристрастный приказ.
Узкоглазый внимательно посмотрел в глаза Кирге, и той на несколько долгих мгновений показалось, будто она видит его без тела – тонкое сплетение разноцветных пульсирующих жил.
– Нам надо подумать, – снова заговорил голос из тела воровки. – Призовёшь меня завтра в это же время. Ты говорил про сложности. Но назвал только первую. Есть вторая?
– Его пытались поймать мечники храма, – ответил узкоглазый.
– Если у них это получится, нельзя допустить допроса. Любой ценой. Убей или устрой побег – неважно. Остальное завтра. Мы должны подумать.
Узкоглазый снова поклонился, а нечто так же медленно и мучительно, как заполняло, стало покидать Киргу. Когда оно вышло из неё полностью, пленница снова ощутила, как жжёт ссадины под кандалами, как ласкает ледяные ступни нагретый солнцем пол. Её тошнило. Но блевать было нельзя. Уж точно не на этот роскошный мрамор. Воровка задрожала и медленно по стене сползла на пол.
К счастью, хозяин не обратил на неё внимания. Он словно забыл про свою собственность – вернулся к столу, уставленному яствами, налил себе вина и стал неторопливо наслаждаться трапезой.
Кирга же потеряла сознание.
В себя она пришла оттого, что почувствовала пристальный взгляд. Распахнула глаза – напротив, прямо на полу, сидел хозяин.
– Ну что, красавица, – сказал он, – надо нам с тобой поговорить. Верно?
От бесстрастного холодного голоса пленницу до костей пробрал мороз. Она не знала, что за страшное чёрное колдовство творил её хозяин, но понимала, что это колдовство легко может убить не только тело, но и душу. Поэтому Кирга неуклюже, по-прежнему плохо ощущая своё тело, встала на колени и поклонилась, ткнувшись лбом в пол.
– Слушаю вас, мой повелитель, – хрипло ответила она.
* * *
Солнце уже клонилось к закату, и в маленький дом через окна, оплетённые диким виноградом, прокрались бледные тени… Сингур спал, как не спал уже много лет – беззаботным крепким сном, в котором не было ни образов, ни видений. Улеглось годами терзавшее изнутри настороженное ожидание опасности. Он будто снова был дома, в своей постели, и будто ничего плохого случиться с ним не могло.