Чёрный фимиам
Шрифт:
– Что делают с девушкой? – услышал он издалека свой осипший голос.
– Девушка резать, как свинья, – жёстко ответила Нелани, не останавливая танца. Её руки ласкали волны тяжелого дыма, свивали из них маленькие кудрявые вихри, гнали по комнате. – Девушка умирать и уходить к бог. Но сперва девушка брать жрец. Он есть вместилище бог.
– Каждый год? – спросил Сингур, с трудом шевеля непослушными губами.
– Каждый год. Один невеста, один год. Но однажды вздорный невеста не захотеть идти к бог. Не хотеть смерть и чтобы её иметь жрец.
Шианка изогнулась, заведя руки за спину, отчего тонкая ткань обтянула высокую грудь, прилипла к потной коже на чувственно вздымающемся животе.
– Смотри, Сингур. Это тело принадлежать бог. Так сказать жрец, который его проклясть. Запретить говорить этот рот. Изгнать с остров эта дева, продать её чужеземец. Если не хотеть быть невеста бог, то стать жена всем. Не принадлежать бог – не принадлежать себе. Пусть дева владеет плоть.
Дым вокруг неё принимал причудливые очертания. Сингуру казалось: к Нелани тянутся чьи-то руки, похотливо скользят по её плечам и спине, по груди, а она сладострастно изгибается под их прикосновениями. Он видел, как трепещут её бедра. Но тяжёлая каменная усталость наваливалась, отупляла. Глухая, дарящая оцепенение и бессилие.
– Я хотеть, чтобы меня иметь. Постоянно иметь. Такова плата. Плоть зовёт плоть. Но ей нет утоления. Я сгорать от желание. Сгорать от зова плоть.
Её браслеты звенели, а очертания терялись в сизом дыму. Она исчезала в нём, растворялась:
– Меня иметь все. Плоть того желать. Сводить с ум. Я хотеть смерть. Бог всегда победить, и дева достаться ему раньше или позже. Но потом в «Четыре луна» прийти ты. Смотри, Сингур.
Он опять с трудом разлепил глаза, вглядывался в сизую мглу, которая колыхалась в такт трепещущему огоньку лампы. И увидел себя. В той комнате борделя, у окна. Обессилевшего и бледного.
– Ты успокоить плоть. Ты убрать безумие похоть. Я снова стать дева, а не рабыня бог. Теперь понять, почему я помогать тебе?
В сизой мгле остался лишь её голос, но он таял, удалялся.
– Не вижу тебя… – с усилием, едва слышно произнёс Сингур. Даже в этом сонном отупении ему стало страшно, что сейчас Нелани пропадёт совсем. И уже не появится, оставит его слушать подземелья и сходить с ума в темноте. – Не вижу… вернись…
– Я здесь, – тихо прошептали над ухом. – Смотри, Сингур.
Он попытался разлепить веки, но уже не смог.
– Ты спать, – шептала темнота. – Спать крепко…
Тёплые волны дурманного дыма омывали тело, скользили по коже. Сингур плыл в этих волнах, объятый неодолимой тяжёлой негой. Боль утихла.
Глава 17
Многоликим не снятся сны. Аурике было очень любопытно, что это такое. Наверное, они похожи на видения? Но почему тогда во сне одни чувствуют боль, а другие – нет? Почему испытывают жажду и голод, но не могут их утолить? Почему говорят и делают то, что не говорят и не делают наяву?
Однажды
Это же – шасмах – запрет! – ужаснулась девушка. Но оказалось, что за такое, если оно происходило во сне, не карали. Вообще.
Поэтому Аурике очень хотелось хоть раз увидеть сон. Можно и скабрезный, чего уж там. Раз за такое не наказывают.
Она сидела и размышляла на широкой скамье садового грота. Думала: а вдруг её видения – не видения вовсе, а сны? Вдруг мерцание ей совсем не подчиняется? Вдруг всё, что она видит – неправда? Её мать всё-таки была обычной женщиной...
Зелёный лабиринт шумел под знойным ветерком, шелестели прохладой тонкие струйки фонтана. Было тихо и спокойно, как вдруг многоликую от макушки до самых пяток пронзило острое, доселе незнакомое чувство, будто резкая боль, но… без боли.
Она вскочила на ноги и покачнулась, не понимая, что происходит. Голова закружилась, поперек груди полыхнуло, а потом перед глазами всё стало пунцовым.
– Стиг!
Аурика упала на колени, больно ушиблась о гранитные плиты, но тут же вскочила и понеслась в храм, задыхаясь от ужаса. Теперь она поняла, что случилось.
Стиг убит.
Она взлетела по широкой длинной лестнице так быстро, как никогда ещё не бегала. Даже в детстве. Пока мчалась, где-то потеряла покрывало. Коса растрепалась, жемчужная нитка сползла и запуталась, больно дёргая волосы.
Аурика не знала, как быть: что говорить и кому? Ведь она ничего не видела, ничего не поняла. Только почувствовала… Да ещё могла ошибиться. Конечно, могла! И наверняка ошиблась. Стиг жив и посмеётся над её испугом и над тем, что она навыдумывала, но… пунцовая пелена перед глазами мешала поверить в такой исход.
– Прекраснейшая, что с тобой? – окликнули её.
Аурика развернулась на голос.
– Карай! – взмолилась девушка. – Найди Стига! Найди…
В этот миг пелена перед её глазами растаяла, и она увидела, что собеседник застыл с отрешённым лицом.
Многоликая молчала, стискивая ледяные руки на груди, жадно всматривалась в выражение глаз мечника. Наконец, тот моргнул, перевёл на девушку внезапно потяжелевший взгляд.
– Тебе надо укрыться в храме, госпожа, – осторожно, но твердо мужская рука подхватила её под локоть. – Прямо сейчас.
– Где Стиг? – Аурика уже поняла, что Карай не ответит, как поняла и то, что он узнал о чем-от плохом. – Карай!
– Никуда не выходи, госпожа, – жёстко сказал он и добавил: – Я не чувствую Стига. И не чувствую Аяту. Нить, что нас связывала, разорвалась.