Черный город
Шрифт:
– И что, обязательно было «эфку» бросать? У тебя РГД не было?
– РГД были, времени не было. Вот и бросил то, что с пояса, не глядя снял. Медлить нельзя было. Так что не наезжай, а готовься водкой поить, как вернемся. Вместе с Артюшиным. Я же вам жизни спас.
– Ага! Спас! Чудом не завалил, бесяра…
– Ты как с сержантом разговариваешь?!
– Да шел бы ты, Паша! Лычками в Рязани козырять будешь.
Беденко вздохнул:
– В Рязани… До Рязани дожить надо. Что, судя по тому, как складывается ситуация, будет ой как непросто.
Шохин
– И где ты слов-то таких умных нахватался, Паша. Ситуация… складывается… От Лихолетова, что ли?
– Я командир отделения, мне положено.
Он прикурил сигарету, с удовольствием затянулся, мечтательно сощурив глаза:
– А в Рязани сейчас хорошо. Праздники. Морозец, снежок – не то что эта слякоть чеченская; девочки в шубках, сапожках да шапочках по городу шарятся… Молоденькие, красивые. Дискотеки. Никакой тебе войны… Нет, пацаны, будь моя воля, полжизни бы отдал, чтобы дней этак на десять в Рязань свалить. Или домой, в Белгород. Там еще лучше.
– Да не трави ты душу, – вздохнул Шохин. – Будет тебе и Рязань, и Белгород, и дискотеки с девочками. Если в цинке домой не отправят с орденом Мужества на кителе.
– Ладно, пошел я…
– А чего приходил?
– Так передать, что духи отошли и в ближайшее время атак их не предвидится.
– Ты вот что, передай взводному, чтобы санинструктора прислал. У меня со щекой-то ерунда, а вот Артюшина посмотреть надо. Как он, полуглухой, контуженный, воевать будет?
– Передам. Только менять-то его некем. И так народу не хватает, а недавно Гришаню подранило.
– Серьезно?
– В ногу. Пуля кость перебила. В тыл готовят отправить. Промедолом из аптечки боль на время сняли – так то на время, не будем же его на наркоте держать. А если не обезболивать, Гришаня на стенку полезет… Но я твою просьбу взводному передам.
– Давай! Если духи вновь попрут, сигнал какой подайте, что ли. А то неудобно у окна торчать. Да и под снайпера попасть легко можно.
– Ладно, скажу Лихолетову. Держись, братва, ушел.
– Счастливо, да поменьше мечтай. Подыхать обидно будет.
– А я не собираюсь подыхать.
– Те, что на площади валяются, тоже не собирались…
– Так то – духи. Им положено.
Сержант ушел. Артюшин, повернувшись, спросил Шохина:
– Чего приходил сержант?
– Передать, что духи отошли, – крикнул Анатолий. – Так что можешь и ты отойти от окна. Присядь вон у стены напротив да из аптечки прими чего-нибудь.
– Чего?
– Ну, хотя бы обезболивающую капсулу.
– А может, сразу промедолчик вколоть? И боль пройдет, и кайф поймаю…
– Кайф нам духи подкинут.
– Это точно. Да… попали мы, Толян, по полной программе. Одно успокаивает: пехотинцам, что сюда до Нового года пришли, гораздо хуже было. Прикинь, а если бы вместо них нас к этому чертову вокзалу бросили?
– Не хрена прикидывать. У каждого свое место. И судьба своя. А тебя, может, в тыл отправят. Я попросил, чтобы медиков прислали.
– Зачем? Никуда я не пойду! Вместе пришли, вместе и драться будем. В падлу мне уходить, Толян. Ладно пулю в жизненно важный орган словил бы, а контузия – мелочь. Мне бы только боль сняли, а слух вернется. Такое уже было. На полигоне в оцеплении минометчики положили свои блины чуть ли не под ноги. Тогда кровь из ушей пошла. И ничего, прошло. Не помнишь, что ли? Хотя ты тогда в другой роте служил. Хрень эта контузия. Руки автомат держат, глаза духов видят. Что еще надо? Не уйду!
– Ротный или взводный прикажут – уйдешь!
– Если прикажут, другой базар, но ты будешь виноват в том, что меня уберут отсюда. И жалеть потом.
– Лучше пожалею, но зная, что ты по крайней мере, пока мы здесь оборонять плацдарм будем, живой и в безопасном месте.
– В натуре, что ли?
– В арматуре!
– Ладно, братан, живы будем, не помрем. И все будет ништяк!
Артюшин присел к стене, отложив автомат в сторону. Прикурил сигарету, но тут же выбросил ее. Дым вызвал приступ тошноты. Он тихо выругался:
– Твою мать! Этого кайфа мне только и не хватало… – И он потянулся к карману, где лежала боевая аптечка.
Штурм боевиков прекратился одновременно на всех направлениях. Руководивший обороной плацдарма подполковник Голубятников, как только стихла канонада, приказал связисту вызвать по связи всех ротных, чьи подразделения удерживали объекты. Из докладов командиров рот следовало, что первый яростный штурм подразделения отбили, понеся минимальные потери в раненых. Боевики отошли. Голубятников приказал и далее держать оборону, уничтожая всех, кто войдет в зону ответственности батальона. После чего распорядился связать его с заместителем командира дивизии.
– Титан на связи! – ответил полковник Павленко.
– Я – Аркан! Докладываю. После проведения массированного гранатометного обстрела занимаемых нами объектов боевики пошли на штурм с трех направлений. Силами личного состава парашютно-десантных и разведывательной рот при огневой поддержке артиллерийской батареи атаки противника отбиты. Духи отошли в глубь контролируемой ими территории.
– Каковы потери батальона?
– По предварительным данным, у нас трое раненых, один контуженый. Убитых нет.
– Слава богу, что убитых нет. Потери боевиков?
– Трудно сказать. Трупов много, есть и раненые. Ориентировочно, нами уничтожено как минимум тридцать-сорок боевиков, раненых человек двадцать.
– Чечены своих не добивали?
– Нет! Кого смогли, вытащили. Кого нет, те лежат в грязи, мы их не трогаем. Уточненные данные, если позволит обстановка, в штаб передаст майор Кувшинин.
– Думаешь, духи повторят попытку штурма?
– Уверен! Мы им здесь как кость в горле, и боевики предпримут все возможное, чтобы сбить нас с позиций, освободить плацдарм. Во, опять какой-то придурок в мегафон начал кричать, чтобы мы сдавались.