Чёрный хребет. Книга 3
Шрифт:
— Стауг, — настойчиво повторяет Зитрус. — Эти люди… они пришли из других деревень.
Старик переводит взгляд на нас, очень задорно подмигивает.
— И они очень агрессивно к нам настроены.
Зитрус старается сделать голос как можно мягче, будто говорит с ребёнком. Даже жесты подключает, стараясь достучаться до угасающего самосознания.
— Теперь совет старейшин должен обдумать эту ситуацию и решить, как нам поступить.
— Да он же присвиснутый! — замечает Хуберт. — Чего ты его спрашиваешь?
— Потому что вы вчера убили
Некоторое время двое мужчин смотрят друг на друга, после чего Зитрус снова наклоняется к Стаугу и очень отчётливо, выговаривая каждую букву, произносит:
— Стауг, соберись, пожалуйста. Нам очень нужно решение совета.
Не знаю, чего он пытался добиться. Неужели надеялся, что давно выживший из ума старик соберёт остатки рассудка в кучу и выдаст осмысленный ответ? Скорее на горизонте взойдёт второе солнце, чем присутствующий здесь совет сможет понять, чего от него хотят.
— Диддел, — говорит Зитрус второму старику. — Как нам поступить, что нам им ответить?
Стою в стороне и жду, чем это всё закончится.
Я никуда не спешу.
Пусть хоть всю деревню обойдёт, спрашивает мнение у новорожденных, у домашних животных, у могил умерших. Пусть делает что захочет, если это в конечном итоге приведёт к нужному мне результату. На моей стороне всё мировое терпение.
— Тайлин, — Зитрус подходит к спящему старику, но даже не задаёт вопроса.
— Кто у вас самый старший помимо этих? — спрашивает Дверон.
Мужчины по ту сторону круглого помещения переглядываются, вспоминая. Спорят о том, кто кого старше.
— Колгин, — говорит кто-то.
— Он не сможет прийти, — отвечает другой. — Он уже год из дома не выходит.
— А Терг?
— Он скорее сожжёт нас вместе с этим домом, чем станет сидеть в совете.
Никто из людей, кажется, даже мысли допустить не может, чтобы взять на себя ответственность. С самого детства им вдалбливали в головы слушать старших и теперь они пытаются найти в деревне старика, который решит все их проблемы какой-то своей стариковской мудростью. Хотя я, как бывший старик, лучше всех понимаю — нет у нас никаких ответов. Старики — такие же люди, как остальные, только чуть старше. Как бы банально это ни звучало.
Есть мудрые люди и есть глупые. И с возрастом это никак не связано.
— Да сколько можно? — возмущается Хуберт. — Сядьте уже и сами обдумайте наши требования.
— Тихо, — говорю. — Пусть обсуждают.
Наконец, Зитрус выходит вперёд и неохотно произносит:
— Совет хочет знать, чего вы хотите.
— Всё очень просто, — говорю. — Орнас принимает над собой власть Дарграга. Каждый житель становится нашим рабом и мы вправе будем решать судьбу любого из них.
— Вы хотите всех нас обратить в рабов? Всю деревню?
— Именно так. Никто не говорил, что мы придём с цветами и подарками. Если вам эти условия кажутся неподходящими, то вы всегда можете отказаться и умереть. Время для дипломатии
— Да, вам не позавидуешь, — замечает Хуберт.
— Но вы продолжите жить в своих домах, — говорю. — Заниматься тем, чем обычно занимаетесь. Мы не будем заставлять вас делать то, что обычно заставляют делать рабов.
— Что тогда изменится?
— Во первых, вы ни на кого больше не сможете нападать. Во вторых, вы будете во всём нам подчиняться. А если откажетесь выполнять какой-либо приказ, то мы накажем.
Пожевав губы с недовольством, Зитрус вернулся к своим соратникам и они снова начали что-то в полголоса обсуждать. Не могу сказать, что именно, но это наверняка звучит примерно так: “Мне это не нравится, но их слишком много и они нас перебьют”. Последний аргумент в их дискуссии наверняка перебивает все остальные.
— У нас есть ряд требований, — говорит Зитрус, снова выходя вперёд.
— Уверен, они все обоснованные и логичные, — говорю. — Но я все их отклоняю. Вы не в том положении, чтобы что-то требовать. Моё предложение — лучшее, что вы сможете сегодня получить.
На этот раз жители обсуждают гораздо дольше. Наверняка решают, насколько велики у них шансы в битве. С моей точки зрения — абсолютно нулевые. Но они могут думать, что если правильно рассчитать силы, действовать слаженно…
— У нас встречное предложение, — отвечает Зитрус.
Жду с нетерпением.
— Мы выставляем нашего самого сильного воина против вашего. Сражение насмерть. Победит наш — вы уходите и больше не возвращаетесь. Если ваш — мы примем все ваши условия.
Любопытное предложение.
Пытаются выйти из ситуации любым способом: не хотят сражаться с нашей армией, но и добровольно признавать себя рабами не намерены. Хотят свести свои шансы к простому пятьдесят на пятьдесят.
Нам не выгодно подобное мероприятие — есть шанс проиграть и уйти ни с чем.
— Нет, ребятки, — говорю. — Не для того мы потратили столько усилий, чтобы вы все их пресекли одним удачным моментом.
— В таком случае, — объявляет Зитрус. — Мы выбираем сражение.
— Хотите умереть славной смертью?
— Лучше так, чем позорное рабство.
— Конечно, — говорю. — Понимаю. Вы — прирождённые воины и не позволите каким-то чужакам вроде нас диктовать вам свои условия. И как настоящие, свирепые воины, вы готовы умереть за свою честь. Никто из вас не боится смерти, вы смело смотрите ей прямо в глаза. Но позвольте кое-что уточнить: вы выбираете достойную смерть только для себя или для ваших семей тоже?
Брови Зитруса съезжаются к переносице.
— Если мы победим, — продолжаю. — Мы не развернёмся и не уйдём к себе. Мы войдём в Орнас и обратим в рабство ваших жён, родителей и детей. Пока вы будете лежать мёртвые, но довольные тем, как славно умерли, вашим семьям придётся влачить жалкое существование, поскольку их мужья и отцы решили их покинуть.