Чёрный хребет
Шрифт:
Две сотни человек, две сотни соплеменников. Сегодня пришли даже те, кто посещал занятия нерегулярно. Двести человек, из которых одних только бледнокожих девушек из башни около пятидесяти. Все переминаются с ноги на ногу, сжимают оружие и ждут непонятно чего.
– Мой отец был бы на твоей стороне, – говорит Хоб. – Он бы никогда не вёл себя высокомерно, как Саргот.
– Да, я знаю, – говорю.
– Мой отец был гораздо лучшим старостой. Когда его выбирали, Саргот претендовал на эту должность, но жители предпочли отца, поскольку
– И чёртовы фаргаровцы его убили, – говорю.
Хоб кивает.
– Он первым вышел к ним навстречу, а не прятался, как Саргот.
Хожу между друзей и односельчан, машу деревянным мечом из стороны в сторону. Почти все смотрят на меня в ожидании чего-то. Человек, который должен решить все их проблемы, но я не чувствую себя таковым. В данный момент я могу только создать новые.
– Гарн, – говорит Хоб. – Ты был искренним вчера вечером?
– Да, – отвечаю.
Хожу между людьми, сжимаю рукоять деревянного меча. Прохожу мимо Ройса – он кивает мне, я киваю в ответ. Арназ и Бегтед стоят рядом с ним и смотрят на меня с надеждой. Детские обиды забыты перед лицом настоящего врага. Кровожадных убийц из-за хребта, что многие поколения мучали наших предков.
Я пришёл из другого мира, прожил тут не так долго, но уже считаю это место домом, а предков Гарна – своими предками. Теперь у меня много родственников, много друзей, люди, которые заботятся обо мне, а я о них. Дарграг дал мне то, чего не хватало прежде.
– Гарн, – говорит Брас. – Ты даже не представляешь, в каком бешенстве отец. Он готов чуть ли не в одиночку отправиться за хребет мстить за друзей.
Понимаю Чемпина. Холган тоже всю ночь уснуть не мог, всё ходил по дому и сопел. Стоило им дать стальное оружие, как они почувствовали себя намного увереннее.
Иду вперёд, смотрю себе под ноги. Челюсть непроизвольно сжимается и разжимается. Положи мне между зубами уголь – получишь алмазы.
Вот-вот должен прийти Клифтон и начать наши упражнения, но это совсем не то, чем хочется заниматься в данный момент. Сегодня и стадион, и деревянные мечи, и копья без наконечников – всё кажется фальшивым, ненастоящим. Они не могут удовлетворить внутренние желания.
Натыкаюсь на тренера лоб в лоб.
– Гарн, – говорит. – Я бы спросил, почему ты такой кислый, но я и так знаю.
– У меня огонь внутри, – говорю. – Мне хочется...
Поднимаю кулак и сжимаю изо всех сил. Клифтон кивает с пониманием.
– Понимаю. Все мы так себя чувствуем.
– Что мне делать? – спрашиваю.
– В этом я тебе помочь не могу. Я всего лишь человек, который умеет держать копьё. Ты попросил меня передать свои знания и я передал, это всё. Если хочешь мудрый совет – поищи мудреца.
Кажется, я всё решил.
На самом деле я всё решил уже давно.
Поднимаюсь на скамейку так, чтобы видеть всех присутствующих. Чтобы все могли видеть меня.
– Прошлой
Толпа очень внимательно меня слушает. Фаргаровцы подожгли одни из домов но он не идёт ни в какое сравнение с огнём в груди. У меня внутри всё пылает от ненависти. Хочется крушить, ломать, громить, уничтожать.
– Четверо наших погибли от рук дикарей из-за хребта. Я знал каждого из них, да и вы тоже. И знаете, что? Я не хочу с этим мириться как Саргот или любой другой человек, что предпочитает бежать и прятаться.
Негромкое роптание в ответ на мои слова.
– Мы живём здесь, занимаемся своими делами, никого не трогаем и хотим всего одного – чтобы нас не трогали в ответ, разве это много? Разве это желание, которого стоит стыдиться?
– Нет! – кричит Хоб в первом ряду.
Парень зол ещё больше, чем я.
– Нет, конечно нет. Нет ничего постыдного в том, чтобы желать мира. Я не хочу драться, не хочу брать в руку копьё и кому-то доказывать своё право на существование. Но у меня нет выбора. Меня вынуждают отстаивать свою жизнь. И мне, скажу я вам, совсем это не нравится.
Теперь я понимаю, как ораторы передают энергию толпе. Неважно, что ты говоришь. Если у тебя внутри всё пылает – пламя раскинется на остальных. Гляжу на две сотни человек, пребывающих в крайней степени неудовольствия.
– Варвары считают нас ничтожествами, которых можно убивать и грабить безнаказанно. С их точки зрения, если ты не имеешь силы – ты никто. Зачем договариваться с ничтожествами, если в любой момент можно прийти и забрать всё, что у них есть. И дома сжечь заодно, ведь это так забавно.
Люди в толпе кивают в ответ на каждое моё слово. Не нужно убеждать их в том, в чём они сами себя убедили.
– Но мы больше не ничтожества и с нами должны считаться. Мы сильнее, мы организованнее, у нас лучше оружие. У нас есть всё, чтобы смести Фаргар и всех, кто попытается нас остановить. Так почему же мы до сих пор здесь, а не там, за хребтом? Не отстаиваем своё право на мирную жизнь? Саргот говорит, что четырнадцать мёртвых фаргаровцев – равнозначная плата за четверых жителей Дарграга. Но я с ним не согласен. Я считаю, что один мёртвый житель Дарграга – уже повод разрушить Фаргар.
– Достало! – кричат из толпы.
– Хватит с нас!
– У дикарей по ту сторону хребта не должно остаться даже мысли о том, чтобы напасть на нас. Пусть они вскакивают посреди ночи в ужасе, а не мы! Пусть каждый житель Фаргара спрашивает у нас разрешения, можно ли ему взять лук и поохотиться! Пусть в Гуменде и Дигоре навсегда забудут дорогу к Дарграгу!
Я настолько себя накрутил, что кричу, срывая горло. Сжимаю рукоять меча так сильно, что дерево начинает трещать.
Толпа отвечает мне той же энергией. Две сотни человек в едином порыве – убивать. Убивать так много, чтобы кровь залила долину за хребтом.