Чёрный хребет
Шрифт:
Паскудство. Я надеялся, что смогу исцелять жемчужиной кого угодно, а не только себя. Придётся действовать руками.
– Аделари, – кричу. – Принеси тряпки, как можно скорее!
Девушка убегает к мешкам, оставленным на пригорке.
Но перевязать рану – лишь половина дела, в теле Лиры осталось слишком мало крови. Здесь помогло бы переливание, но как его сделать без двух игл и трубки для передачи крови? В этом мире трубки существуют только как деревянные изделия для курения. А иглы... А ведь иглы есть!
Некоторые жители Дарграга делают
– У кого-нибудь есть змеиные клыки? – кричу.
Никто не реагирует на мои слова: все пребывают в блаженстве, дарованном победой.
– Зажимай рану, – говорю Вардису. – Сейчас придёт Аделари, сразу же её перевяжите.
– Ты чего? – спрашивает. – Лиры больше нет.
– Она ещё с нами и мы её спасём!
Бегу к толпе дарграговцев, все они в состоянии эйфории. Похожи на кучку наркоманов, закинувшихся психостимуляторами.
– Есть змеиные клыки? – спрашиваю Хоба.
Парень возбуждён, сжимает и разжимает кулаки, улыбка до самых ушей. Так ощущается дуновение смерти: она пронеслась мимо, но тебя не задела. Лишь столкнула на обочину.
– Нет, – говорит.
Иду дальше и спрашиваю у всех подряд, не найдётся ли у кого змеиных клыков. Задача оказалась труднее, чем я думал. Все вокруг реагируют активно, проявляют участие, но при этом будто бы не задумываются над смыслом сказанных слов.
Все отвечают мне отказом, но не покидает ощущение, что кто-то пропустил мои слова мимо ушей. У одного из двухсот человек обязательно должно быть ожерелье, браслет или заколка со змеиными клыками. В Дарграге считают, что это к удаче.
– Есть змеиные клыки? – спрашиваю у Крилин, соседки.
– Нет, – говорит.
Смотрю на её волосы, а они сзади завязаны в хвост на верёвочку с цветными камнями, среди которых один маленький, изогнутый, змеиный клык.
– Можно я позаимствую? – спрашиваю.
Достаю клык из волос, осматриваю со всех сторон. Подходит. Бегу к мешкам и ищу любой предмет, что подойдёт для временного хранения крови. Разумеется, среди личных вещей деревенских не находится ни шприц, ни пробирка. Я бы очень сильно удивился, будь они там.
Беру один из бурдюков, выворачиваю наизнанку и как следует вытираю чистыми тряпками. О стерильности можно забыть – антисептики ещё не изобрели. То, что я собираюсь сделать, гарантированно занесёт инфекцию в рану. Но это, как говорится, меньшее из двух зол.
Оборачиваю основание клыка нитками, чтобы загерметизировать стыки и не дать пролиться крови. Подсоединяю клык к бурдюку и очень крепко завязываю. Получился этакий мешок для крови и, как мне кажется, даже относительно чистый. В подобных условиях невозможно было сделать ещё лучше.
– Расступитесь, – говорю.
Возле Лиры теперь собралась небольшая толпа с хмурыми лицами. Холган, Зулла, Аделари, Хоб, все считают девушку мёртвой, кроме меня.
– Аделари, – говорю. – Можешь снять доспех и протянуть мне свою руку? Ты из нас самая чистая.
Девушка делает,
– А теперь не двигайся, будет немного больно.
Втыкаю змеиный клык в её вену – кровь тут же начинает течь в бурдюк. Не сделаю ли я этим ещё хуже? Вдруг, инфекция свалит ещё и Аделари. Гиппократ, глядя на мои действия, забил бы меня до смерти своим учебником.
– Что ты делаешь? – спрашивает Холган.
– Больно, – шипит Аделари.
– Лира умирает от потери крови, – говорю. – Вот я и подумал. Если крови у неё мало, надо её влить.
Холган задумчиво смотрит на прозрачный змеиный клык, внутри которого течёт кровь.
– Кажется, я родил гения, – говорит.
– Можешь взять мою, – заявляет Вардис. – У меня её много, отдам сколько надо.
– И у тебя возьмём, если понадобится, – отвечаю. – А ты, Аделари, сжимай и разжимай кулак, чтобы кровь текла быстрее.
Надеюсь, у Аделари и Лиры одинаковая группа крови и дополнительных осложнений не возникнет. Они всё-таки жители одной деревни.
По лицу Аделари я вижу, что она не верит в мою затею, кривится от боли, но продолжает терпеть, поскольку раньше я уже выдумывал странные вещи и многие из них работали. Примерно поллитра спустя я достаю клык из её вены. Протираю мокрой тряпкой предплечье Лиры и долго ищу вену – её рука вялая, бледная.
Пульс совсем слабый, едва ощущается.
Вонзаю клык в наиболее похожее на вену место, надеюсь что попал. В этот момент к нам приближается Саргот. В идеально гладком доспехе, с чистым копьём и ясным лицом. Похоже, всё сражение староста прятался за деревом и лишь наблюдал со стороны.
– Что это вы тут делаете? – спрашивает.
– Переливаем кровь, – отвечает Холган.
– Какую ещё кровь? – возмущается старик.
– Лиру ранили и она потеряла кровь. Поэтому Аделари любезно согласилась отдать свою.
В ужасе староста глядит на нашу операцию и отходит на несколько шагов.
– А ну прекращайте свои эксперименты, – говорит. – Нельзя прикасаться к мертвецам и уж тем более нельзя проводить подобные, бесчеловечные опыты.
В ярости Холган даёт подзатыльник старосте. От удара такой силы голова старика отлетает в сторону, как футбольный мяч. Сделав несколько шагов, Саргот падает на землю. В глазах – ужас и безумие.
– Исчезни, – говорит Холган. – Пока я не взбесился окончательно и не проткнул тебя своим копьём. Все последние месяцы ты только и делаешь, что вмешиваешься туда, где тебе не рады.
– Когда мы вернёмся в деревню, – говорит Саргот. – Тебя привяжут к столбу и отходят хлыстом за то, что поднял руку на старшего.
– Ещё одно слово и ты в деревню не вернёшься.
С видом побитой собаки староста поднимается на ноги и идёт прочь от нашей группы.
– Ладно, бухтеть, когда вы оружие делали, – говорит Холган. – Я могу понять его недовольство, когда вы решили идти в поход против Фаргара. Но запрещать помочь бедной девочке... Тупой кретин.