Черный камень. Сага темных земель
Шрифт:
— Не могла она там прятаться столько лет,— пробормотал Грисвел.— И вообще, тот, кто скрывается в доме,— не человек.
Бакнер крутанул баранку, и машина свернула на едва приметную дорогу, петлявшую среди сосен.
— Куда вы меня везете?
— В нескольких милях отсюда живет старый негр. Хочу с ним потолковать. То, с чем мы столкнулись, выходит за пределы понимания белого человека. Черные в таких делах разбираются лучше. Этому старику лет сто. Когда он был мальчишкой, хозяин обучил его грамоте, а после, получив свободу, он попутешествовал больше, чем иной белый. Говорят, он знает тайны
Услышав это слово, Грисвел вздрогнул и обвел тревожным взглядом зеленые стены леса. Запах хвои смешивался с ароматами незнакомых трав и цветов, но все перебивал запах гнили и плесени. Вновь Грисвела захлестнула ненависть к этим темным, таинственным лесам.
— Буду,— пробормотал он.— Совсем забыл об этом. Никак не связывал черную магию с Югом. Мне всегда казалось, что колдовство присуще только старым улочкам приморских городов, остроконечным крышам, состарившимся еще в ту пору, когда в Сейлеме вешали ведьм; туманным сумрачным аллеям и паркам Новой Англии. Но то, с чем я встретился здесь,— эти угрюмые сосны, заброшенные плантации, загадочный черный народ, старые легенды о безумии и ужасе — все это гораздо страшнее, чем легенды Нового Света. Боже, какие неведомые опасности таит этот континент, который глупцы называют юным.
— Лачуга старика Джекоба,— объявил Бакнер, притормаживая.
Грисвел увидел поляну и маленькую хижину, притаившуюся в тени огромных деревьев. Здесь росли не только сосны, но и стройные кипарисы и кряжистые дубы с замшелыми стволами. За хижиной начиналось болото, покрытое обильной растительностью; оно терялось вдали, в сумраке деревьев. Над глиняной печной трубой курился синеватый дымок.
Следуя за шерифом, Грисвел поднялся на крошечное крыльцо и вошел в распахнутую дверь, висевшую на кожаных петлях. В лачуге царил полумрак, немного света проникало в единственное окошко. У очага сидел сутулый негр и смотрел на котелок с закипающей похлебкой. Когда белые вошли, негр покосился на них, но не встал. Он выглядел невероятно старым — лицо сплошь изборождено морщинами, а глаза, темные и живые, затянуты мутноватой пеленой. Мысли старика, похоже, витали где-то вдали.
Бакнер указал Грисвелу на плетеное кресло, а сам уселся на грубую скамью.
— Джекоб,— сказал он напрямик,— пора мне тебя кое о чем расспросить. Я знаю, тебе известна тайна поместья Блассенвиллей. Прежде это меня не касалось, но нынче ночью в доме убили человека. Если ты не скажешь, кто там прячется, вот этого парня могут повесить.
Старик взглянул на Бакнера, и туман в его глазах сгустился, словно у него в памяти поплыли облака давно минувших лет.
— Блассенвилли…— произнес он звучным, богатым интонациями голосом, непохожим на говор местных жителей.— Гордые они были, сэр. Гордые и жестокие. Нынче никого не осталось. Кто на войне погиб, кого на дуэли прикончили. Некоторые умерли здесь, в поместье… В старом поместье…— Речь негра перешла в невнятное бормотание.
— Так как насчет поместья? — нетерпеливо спросил Бакнер.
— Мисс Селия была самая гордая из них,— пробормотал старик.— Самая гордая и жестокая. Черные ее ненавидели, а Джоан — пуще всех. В жилах Джоан текла кровь белых людей. Джоан тоже была гордая. Мисс Селия била ее кнутом, как рабыню,
— В чем тайна поместья
Пелена исчезла. Глаза старика чернели, как колодцы в лунную ночь.
— Какая тайна, сэр? Не понимаю.
— Понимаешь. Все ты понимаешь, Джекоб. Я хочу знать, почему негры сторонятся этого дома.
Старик помешал в котелке.
Жизнь всем дорога, сэр, даже старому негру.
— Кто-то грозился тебя убить, если проговоришься? Я правильно понял?
— Не «кто-то». Не человек. Черные боги болот. Мою священную тайну охраняет Большой Змей — бог над всеми богами. Он пошлет младшего брата, и тот поцелует меня холодными губами. Маленький брат с полумесяцем на голове. Я отдал душу Большому Змею, чтобы тот научил меня делать зувемби…
Бакнер напрягся.
— Я уже слышал это слово,— тихо произнес он.— Из уст умирающего негра, когда был маленьким. Что это означает?
В глазах старого негра появился страх.
— Что я сказал? Нет! Я ничего не говорил!
— Зувемби,— напомнил Бакнер.
— Зувемби,— машинально повторил старик. Глаза его опять затуманились.— Зувемби — это те, что когда-то были женщинами. О них знают на Невольничьем Берегу. О них рокочут по ночам барабаны на холмах Гаити. Творцов зувемби почитает народ Дамбалы. Смерть тому, кто расскажет о них белому человеку! Это одна из самых заклятых тайн Бога-Змея.
Он замолчал.
— Ты говоришь о зувемби,— подстегнул его Бакнер.
— Я не должен об этом говорить,— пробормотал Джекоб.
Грисвел вдруг понял, что негр просто думает вслух, он совсем впал в старческое слабоумие и не замечает их присутствия.
— Я плясал на Черном Обряде вуду и с тех пор могу делать зомби. И зувемби… но ни один белый не должен знать этого названия. Прошу прощения, джентльмены, я, кажется, задремал. Старики, как дряхлые собаки, засыпают у очага. Вы спрашивали о поместье Блассенвиллей? Сэр, если я объясню, почему не могу вам ответить, вы назовете это суеверием. Хотя, да будет бог белых людей свидетелем…
С этими словами он потянулся за хворостом, лежавшим у очага, и вдруг с криком отдернул руку, в которую впилась зубами длинная извивающаяся тварь с узкой головой. Обвив руку колдуна по локоть, разъяренная змея снова и снова вонзала в нее ядовитые клыки.
Джекоб рухнул на очаг, опрокинув котелок и разбросав угли. А Бакнер схватил толстую хворостину, размозжил плоскую голову и с проклятием отшвырнул свившегося в узел гада. Старый негр затих и теперь лежал неподвижно, глядя вверх неживыми глазами.
— Мертв? — прошептал Грисвел.
— Мертв, как Иуда Искариот,— буркнул шериф, хмуро глядя на издыхающую змею.— Такой дозы яда хватило бы на десятерых стариков. Но мне кажется, он умер от страха.
— Что будем делать? — дрожа, спросил Грисвел.
— Перенесем тело на лежанку и уйдем. Если запереть дверь, ни кошки, ни дикие собаки сюда не проникнут. Ночью у нас будет чем заняться, а утром отвезем Джекоба в город. Ну, помогите мне.
Преодолев отвращение, Грисвел помог перенести старика на грубую кровать и поспешно вышел из лачуги. Солнце садилось, заливая ряды деревьев на горизонте слепящим алым пламенем. Они молча сели в машину и двинулись в обратный путь.