Черный кандидат
Шрифт:
Обратно в магазин они шли молча, слушая то, что в городе считается тихой ночью. Гудел и скрипел фонарь. По горам мусорных мешков скакали крысы. Порыв ветра швырнул им под ноги пеструю смесь макулатуры и пустых пакетов. К груди Уинстона прилипла листовка к предстоящим выборам. Там говорилось: «VOTA WILFREDO CIENFUEGOS, DEMOCRAT POR COUNCILMAN DISTRITO 8. SEPTIEMBRE 9TH. !PARE LA VIOLENCIA!» [5] Pare la violencia, «Остановим насилие» – эта фраза до сегодняшнего бруклинского происшествия была для Уинстона частью экуменического
5
Голосуйте за Вильфредо Сьенфуэгоса, кандидата Демократической партии в Городской совет от Восьмого округа. 9 сентября. Остановим насилие! (исп.)
«Как?» – думал он. Может ли страстный призыв политика сделать Уинстона пацифистом? Может ли Вильфредо Сьенфуэгос убедить бруклинских головорезов сложить оружие и дать калеке и увальню уйти прочь с деньгами Бед-Стая в карманах? Получить выгоду от рыночной экономики гетто? Уинстон обладал способностью останавливать насилие. Его появление на поле битвы часто приводило к тому, что оппоненты переставали дубасить друг друга, потому что не знали точно, на чьей он стороне. Борзый, районная супердержава, может вмешаться. Уинстон представил себя в деловом костюме, а свое лицо – на рекламном плакате. Но скоро видение растаяло. Плакат пожелтел и превратился в объявление о розыске преступника на Диком Западе. Кандидат в Городской совет от Восьмого округа – Уинстон Фошей. Начнем насилие! Уинстон бросил листовку, и ее унес ветер.
Хотя я был бы крутым политиком. Воздушный вихрь закрутил бумажку и швырнул обратно. Она прилипла к бедру Фошея, как домашняя кошка, напуганная дикими джунглями заднего двора. Уинстон сложил листовку и сунул ее в задний карман.
– Борз, их всех убили, всю обойму.
– Ага.
– А мы еще живы.
– Ага.
– Культурный шифр, братец. Изначальный черный человек проявляется как первобытная манифестация дихотомии Земля/Солнце…
– Не начинай.
– Якуб…
– Кроме шуток, не начинай…
Фарик оставил попытки посвятить Уинстона в секреты просветленных благих пяти процентов и переключил свой гиперактивный ум на перебор возможных значений аббревиатуры I-N-R-I. Исключить Необходимость Реанимации Индивида. Измените Настройки Резкости Изображения. Идолопоклонничество, Некрофилия, Религиозное Искупление. И Нахера Разбираться Ищо?
– Борз, зуб даю, I-N-R-I – это что-то по-латыни.
Голова Борзого в этот момент скрылась в окошке для ночной торговли, потому что владелец этой головы пытался общаться с продавцом через несколько сантиметров оргстекла. Если он и слышал Фарика, то не ответил.
Истинный Негр Разрушает Интоксикацию.
3. Борзый и Иоланда
Уинстон не представлял, насколько пьян, пока не добрался до квартиры и не попытался вставить ключ в замок. После нескольких неудачных попыток он применил способ, подсмотренный
– Я был на хате у Пита, а у него, понимаешь, телефон отключили, так что я послал Торуса сказать Джамилле, чтобы передала Юсефу, чтобы сказал Лауре позвонить тебе. Но я не знал, что Юсеф получил судебный запрет для Джамиллы приближаться к нему, с тех пор как она подпалила его за шашни с Вандой. Да он все равно под домашним арестом и никак не мог связаться ни с Лаурой, ни вообще с кем-то.
Он медленно крался по темному коридору, пока яркий свет из спальни не пригвоздил его к стене, как беглого каторжника.
– Можешь не осторожничать, ребенок не спит.
– Ага.
Уинстон рванул мимо спальни в туалет.
– Ты даже на сына не взглянешь?
– А у него что, усы выросли? Я помню, как он выглядит.
Уинстон помочился без рук и вытянул из кармана пакетик для сэндвичей. Вода в нем была мутнее пивной мочи Уинстона. Рыбка забилась в угол и каждые две секунды открывала рот, словно хотела что-то сказать, но не могла вспомнить что. Нажав на смыв, Уинстон поболтал пакетом над водоворотом, размышляя, не избавиться ли ему от новой ответственности.
– Стульчак, – напомнила Иоланда.
– Опустил, – пробурчал он и перебрался на кухню.
За ним шлейфом тянулось долгое приглушенное «бля…». В кухне Уинстон снял с полки глубокую стеклянную миску для кассероли, наполнил водой из-под крана и выпустил туда золотую рыбку. Та сделала по своему новому дому круг благодарности. Уинстон щелкнул пальцем по стеклянной крышке, привлекая внимание рыбки.
– Тут безопасно?
Иоланда держала паузу, чтобы он мог перекусить на скорую руку. Это не отменяло ее обязательного выступления в роли языкатой Черной Мамаши, просто его откладывала.
Уинстон открыл холодильник и достал две большие пшеничные лепешки-тортильи и пачку маргарина. Спичкой зажег конфорку, поджарил тортильи до первых признаков обугливания, перекинул их на столешницу и густо смазал горячие круги маргарином. Вскоре он уже жевал сочащиеся жиром рулеты и пытался подобрать рыбке имя.
В кухню ворвался голос Иоланды, требующий беспрекословного подчинения, как Глас Божий, говоривший с Авраамом:
– Выключи газ, помой руки и принеси мне лимонада.
– Дастин, – сказал Уинстон рыбке. – Ты ж умудрился выжить, как Дастин Хоффман в «Марафонце».
Уинстон опустил палец в воду и принялся тыкать рыбку, всякий раз после тычка наклоняясь и шепотом спрашивая: «Тут безопасно?»
Иоланда сидела на краю смятой постели и кормила грудью их одиннадцатимесячного сына Брайса Экстраординера Фошей, уменьшительно Джорди. Услышав, что папа вошел в комнату, Джорди с громким влажным чмоком выпустил сосок Иоланды. Между его подбородком и вершиной материнской груди протянулась ниточка слюны. Джорди повернулся к отцу, ниточка лопнула и перекинулась на грудь. Уинстон глянул на радиочасы на прикроватной тумбочке; половина третьего ночи. Джорди радостно загулил, и мужчины обменялись щекастыми улыбками.