Черный клан
Шрифт:
Но, как водится, оказалось, что «простота» означает невероятную сложность, доведенную до такого совершенства, до какого я никогда в жизни ничего не доводил. Да, честно говоря, и не собирался. Увлечение закончилось так же быстро, как и началось, а катана осталась и прижилась на стенке. Давно уже покрылась слоем пыли, но смотреть — просто смотреть — на нее все равно было приятно.
Посреди большой комнаты росло в жестяном ведре раскидистое двухметровое авокадо (сам вырастил из косточки). Под ним пылился спортивный велосипед, к которому я уже пару лет как охладел,
На кухне было свободнее и чище исключительно потому, что я туда почти не заходил. Чайник у меня стоял в комнате, завтракал и обедал я в институте, а на ужин варил пельмени или разогревал заморозку и поедал ее перед компьютером.
Мне почему-то подумалось, что Ники воспримет мою обстановочку не так остро, как Ленка. Но здравый смысл воспротивился, и я вернулся к изначальному замыслу. К тому, на чем мы остановились вчера.
— Так что, пойдем пить пиво? — предложил я. — Отметим твое… гм… воскрешение!
Ники, естественно, не возражала.
Минут через двадцать мы благополучно преодолели переезд и оказались у метро «Старая Деревня». Там, где относительно недавно были только заболоченные пустоши, — теперь сияние огней и кипение жизни. Кольцо маршруток, метро, рынок, торгово-развлекательный центр на пять этажей. Туда-то я и повел Ники.
В подвале комплекса скрывался пафосный пивняк в стиле Старый Добрый Ирландский паб. Такой, с искусственно состаренными фотографиями в винтажных рамочках, при виде которых сразу становится ясно, что за кружку портера ты здесь переплатишь раз в десять. Я туда обычно не ходил, поскольку эти буржуйские забегаловки были мне не по карману. Но сейчас мне вдруг стало как-то все равно.
Мы спустились на подземный этаж, вошли в зеленоватый полумрак паба и сели за якобы растрескавшийся от старости деревянный стол. Официантка, одетая кем-то вроде фейри — зеленая мини-юбка, чулки в поперечную оранжевую полоску, — принесла меню в обложке из тисненой кожи. Цены были такие, что пробирала дрожь. Но я лихо заказал нам с Ники по пинте «Гиннесса» и кучу закусок на все деньги, на которые собирался жить еще дней десять. Мной овладела какая-то странная беспечность — «эх, пропадать, так пропадать!». Почему-то казалось, что я приближаюсь к некой черте, за которой то, что мне надо как-то протянуть до получки, уже не будет иметь значения.
— За твое возвращение!
Мы чокнулись тяжеленными кружками. Горьковатый, почти черный «Гиннесс» был роскошен. В кружке плотной шапкой стояла шелковистая пена. Выхлебнув полкружки, я с азартом принялся за закуски. Ники с любопытством вертела головой, изучая паб.
— О, смотри! — Она ткнула пальцем в маленькое возвышение для живой музыки в углу. —
Пианино было лакированное, украшенное бронзовыми подсвечниками. Ха, а подсвечники-то явно неродные, не особо аккуратно привинченные шурупами. Я сказал об этом Ники, она вгляделась и захохотала:
— Да это же «Красный Октябрь!» У меня такое было в детстве, еще мамино. Ух, проклятый гроб с музыкой!
— И стиль не выдержан, — поддакнул я. — Какой еще «Красный Октябрь» в ирландском пабе? Халтурщики! А еще пиво продают по триста рублей кружка!
Некоторое время мы с удовольствием ели и пили. Я окончательно удостоверился, что Ники не утопленница — не бывает у мертвецов такого аппетита. Народу за столиками почти не было, от силы человек десять — то ли слишком дорого, то или слишком рано. За стойкой скучал бармен в зеленой бандане.
Заиграла негромкая музыка. Я насторожил уши, но ничего специфически ирландского не услышал — просто включили радио. Но песня была приятная. Романтическая мелодия, тревожный и нежный женский голос:
Позабытые стынут колодцы, Выцвел вереск на мили окрест, И смотрю я, как катится солнце по холодному склону небес, теряя остатки тепла…— Вот точно так же мы сидели с Грегом, когда я узнала, что люблю его… — сказала Ники, глядя мечтательным взглядом поверх кружки.
Похоже, меня ждала новая порция признаний.
— Сидели мы с ним как-то зимой в пивбаре на Литейном… Нет, не с того начну. Мы начали обучение… Нет, об этом лучше не надо… Короче, мы с ним часто спорили, — заговорила Ники. — Все споры затевала я. Дело в том, что мне казалось, будто Грег меня подавляет.
— Как это?
— Будто он обрел надо мной слишком большую власть. Казалось, что он чересчур умный, слишком много всего умеет и знает — и я рядом с ним вообще никто… А я не привыкла к такому, понимаешь?
— Ну да, — снова поддакнул я. — Ты уже привыкла быть знаменитой рокершей, а тут какой-то Грег тебя жизни учит, да?
— Типа того. И еще, я поначалу как-то не доверяла ему. Его это сердило. Он говорил, что из-за моего сопротивления обучение идет в три раза медленнее, чем могло бы… Что я не хочу меняться, потому что боюсь нового, цепляюсь за старое окружение… А я в самом деле боялась, только не перемен, а потери себя — ну, ты понимаешь, о чем я? Что перестану быть личностью, превращусь в его марионетку…
— Чему обучение-то?
— Не суть. Так вот сидели мы с ним после занятий в пивбаре, оба уже слегка косые — ну, точнее, я косая, он-то не пьет, — и продолжали один старый спор. Речь шла о пределах влияния и о зависимости. Насколько один человек может подчинить себе личность другого. Неожиданно Грег взял меня за руку… вот так, — Ники протянула руку и крепко взяла меня за запястье, — притянул к себе и спросил, глядя в глаза: «Ну а если бы я сказал тебе — приходи ко мне сегодня ночью, неужели бы ты согласилась?»