Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать
Шрифт:
Андрей перестает качаться, отрывает руки от головы и поднимает на Сокова подернутые влажной поволокой, печальные глаза. Некоторое время он остекленело молчит. Потом, наконец, сообразив, что шеф обращается именно к нему, с видимым трудом, хрипло выдавливает из себя:
– Что, что? Ничего! Что мне жена дома скажет? Что?
– Кх – Кх… – Михалыч откашливается, прикрывая рот сложенной лодочкой ладошкой.
– Спасибо тебе скажет, что трезвый пришел, рада будет.
– Ага, и гости вместе с ней на радостях хоровод спляшут вокруг пустого стола.
– Какие
– Какие, какие!! День рождения сегодня у жены. Последние деньги мне отдала. Попросила к столу это купить. – Андрей тоскливо кивает на открытое окно. – Вот и купил, получается.
– Что-то я не п-понимаю, а он при чем? – Михалыч тычет пальцем в Краснова, который невольно съеживается.
– Леха на встречу убегал, вот я и попросил по дороге купить. Сами знаете, до семи вечера продают. А, чего говорить… поздно.
Брагин уже полностью вошел в образ несчастнейшего из людей, так позорно не оправдавшего надежды любимой, доверчивой жены и, видимо, перестал ощущать грань реальности, так как продолжает жалостливо ныть, давя на чувства и без того порядком сконфуженного Сокова.
– Что теперь делать? Денег нет. А хоть бы и были, что из этого. Магазины закрылись. У таксистов – дорого. Все равно не хватило бы…
Я смотрю на деда. Он восхищенно прижмурился, с трудом сдерживая подкатывающее веселье. Вспоминаю, что Брагин как-то рассказывал о своих занятиях во Дворце пионеров. Еще будучи школьником, он очень увлекся театром и даже хотел поступать в театральный институт, но что-то у него там не сложилось. Теперь полученные знания ох как пригодились. Талантище! Мастер театральных подмостков! Народный артист! Бывшие преподаватели смело могли бы гордиться Андреем.
Михалыч вопрошающе смотрит на Ермолина. Дед с самым серьезным видом слегка кивает, тем самым, подтверждая, что все сказанное чистейшей воды правда. Какие еще нужны доказательства?
– Сколько у этих таксистов стоит бутылка? – наконец интересуется Михалыч.
– Сколько, сколько – … пятнадцать рублей. – Андрюха на треть завышает цену, мгновенно въехав, что Соков абсолютно не владеет обстановкой. Да и откуда знать спекулятивные расценки, если это дело тебе прямо в кабинет другие доставляют.
– Ладно, зайди ко мне. – Михалыч, с достоинством удаляется.
Бросив на нас хитрый взгляд, Брагин спешит за ним.
Как только за ними закрывается дверь, оживает Краснов.
– Класс!! Молодец Андрюха. А что ему будет? Дед, как ты думаешь?
Похоже, Леша так и не врубился, о чем был спектакль.
– Учись студент! Как говорится: сам погибай, а товарища выручай. – Наставительно вещает Ермолин.
– Классика жанра, – приступая к прерванному появлением Сокова занятию, вставляет Воробей.
– Нет, правда, а что Андрею будет?
– Премию выпишет, – вступает в разговор до этого сохранявший олимпийское спокойствие Петя. – А ты тоже хорош! Два пузыря упаковать без звона не можешь. Закусь хоть принес?
– Вот, – Краснов достает из
– Ты что совсем идиот или прикидываешься? – вскипает Бритвин. – Водку чем закусывать собираешься?
– Какую… – Леха окончательно сбит с толку.
Из своего угла громко хмыкает Воробей и вертит пальцем у виска.
– Оп – ля! На пороге, как из-под земли, вырастает Брагин, потрясая в воздухе рукой с зажатыми в ней тремя червонцами.
– Ну что, развел шефа? – насмешливо говорит дед. – Смотри, рассечет – в жизни не простит.
– Алеха, быстро шпарь в магазин, пока Макаровна не ушла, – пропуская мимо ушей сказанное, оглядываясь и приглушая голос, командует Брагин.
– Подожди! – обрывает Андрея Ермолин. – Здесь не будем, хватит на одно место приключений искать. Давай с выходом. Никуда Макаровна не денется. Она раньше девяти никогда из магазина не уходит. Через полчасика и сорвемся по-тихому. Мало ли Соков кого лично лицезреть пожелает.
Надрывно звонит телефон. Воробей вынужден отложить в сторону почти готовый аэроплан, и, чертыхаясь, взять телефонную трубку.
– Что, трубу поднять кроме меня некому? – ворчит он.
– Птицын… Весь во внимании… Здесь… Передам. – Толя поворачивается ко мне. – Иди в дежурку, там твой заявитель ураганит.
– Как ураганит?
– А я почем знаю. Иди, выясняй.
Глава 10
– Где он? – оглядываю пустую дежурку.
– В камере отдыхает, – невозмутимо заявляет Поляков
– Как в камере? Ты что, офонарел? Мы же договорились. А ну, быстро отпусти!
– Он у тебя не того, – прикоснувшись к виску, говорит Альберт, – в смысле, с головой дружит?
– Семенов что ли? Не могу на все сто ручаться, хотя первое впечатление, что без видимой патологии. Впрочем, все может быть. По головушке ведь конкретно огреб. Мозжечки какие-то друг за друга зацепились и… привет. А почему спрашиваешь?
Альберт поглаживает мочку уха.
– Неприглядная ситуация образовалась, буду принимать меры.
– Какие меры? Конкретнее можешь?
– Куда уж конкретнее. Крыша у твоего Семенова напрочь съехала. Вначале мне китель чуть не распустил, а он, – Альберт указывает на помощника, – до сих пор страдает.
У окна на табуретке, скрестив руки между колен, с кислым выражением покачивается сержант милиции Моисеев.
– За что же это так его…?
– Да я и сам ни как в толк взять не могу, не понимаю, поэтому и спросил. Пришел мужик, как мужик. Я ему стульчик поставил, как договаривались, в уголке. А тут понятой понадобился. Я его прошу протокол подписать. Согласился безо всяких. Даю ручку, а он вдруг застыл, потом вместе с ручкой в коридор. Я его за рукав хватаю, он вырываться. Помощник подскочил, так он его ногой, в этот самый пах. Вдвоем навалились, еле в камеру запихнули. Какие там у тебя с ним дела – не знаю, а я рапорт напишу.