Черный лебедь. Романы

Сабатини Рафаэль

И не давая времени Личу подобрать слова для ответа, он повернулся и вышел так же неожиданно, как и появился.

Лич вскочил на ноги, извергая непристойности, и Воган поддержал его, но Бандри презрительно остановил их обоих.

– Ты дурак, Воган! Успокойся! В этой проклятой заварухе хватает неприятностей и без тебя. Том, ты слышал, и полагаю, у тебя осталось достаточно здравого смысла, чтобы понять услышанное.

– Чтоб ты сгорел в аду, Бандри! Думаешь, я стану терпеть наглость этой разряженной обезьяны? Ты полагаешь...

–

Я полагаю, ты знаешь о том, что золотой флот для нас значит больше, чем ты!
– загремел Бандри, вскакивая на ноги, и, потеряв на мгновение контроль над собой, стукнул кулаком по столу.

Последовавшую за этим тишину нарушил голос капитана, мягкий, коварный и в то же время невыразимо злобный:

– Вот ты как, Бандри? Вот, значит, как?
– и, не спуская с него глаз, он медленно повел рукой вдоль пояса.

Получилось так, будто де Берни бросил им яблоко раздора, и вот-вот должна была пролиться кровь, поскольку вожаки пиратов готовы были вцепиться друг другу в горло, Но Халлауэлл предотвратил все это. Он поднялся и, наклонившись вперед своим мощным телом, разделил их.

– Ради бога, Том, приди в себя. Неужели ты хочешь погубить все из-за своей страсти к этой бледной девчонке, которая и так окажется в твоих руках, когда песо окажутся в наших?

Это был упрек и обещание одновременно. Личу пришлось подавить нетерпение и реально взглянуть на положение дел. Мысли Бандри он знал. В холодных глазах Эллиса читалось неодобрение. Халлауэлл тоже присоединится к ним, если дело дойдет до столкновения. Он мог рассчитывать только на Вогана, но в то, что он долго будет поддерживать слабую сторону, Лич мало верил.

Скрывая кипевшую в душе ярость, капитан понял, что, если будет настаивать, его ждет поражение. Превосходный Чарли, этот лукавый французский дьявол, оказался слишком умен, заманив их в личную ссору.

– Ладно, - проворчал он, - возможно, я вел себя по-дурацки. В твоих словах, Нед, есть смысл, - и, придав голосу жалобные нотки, добавил: - Но в том, что сказал Бандри, много яда. Как можно говорить, что этот золотой флот значит для вас больше, чем я!

– Это были дурные слова, Бандри, - тут же вступил с осуждением Воган.

– Настолько дурные, что дают мне право требовать удовлетворения, - сказал Лич, глядя на бледное лицо штурмана.

Если Бандри в душе и боялся, зная об искусстве капитана фехтовать, то его лицо осталось безразличным.

– Ты сам признал, что вел себя по-дурацки, - сказал он, - и давай на этом закончим.

Лич воспринял желание Бандри уйти от обсуждения этого вопроса за страх. Он заметил также, что остальные держатся в стороне и не принимают ничью сторону в столкновении, которому он старался придать вид ссоры личного характера. Поэтому он снова воспрянул духом.

– Легко сказать, Бандри. Но надо ли оставлять это дело после той шумихи, что поднял из-за пустяка этот Берни? Что же мне теперь - подставлять ему другую щеку или вертеться перед ним, поджав хвост, что бы он ни делал? И только потому,

что он знает секрет этого флота? Сгореть мне в аду! Это не к лицу капитану, и Том Лич не станет так себя вести. Пусть все это знают. Пока Чарли будет корректен, я буду сохранять мир, но ни минутой больше. С золотым флотом или без него. И если ты, Бандри, или кто-нибудь другой из вас ждет от меня чего-то большего, скажите прямо сейчас, чтобы мы знали.

– Это довольно разумно, - поддержал его Воган.

Эллис и Халлауэлл молчанием выразили нежелание обсуждать этот вопрос, хотя понимали, что объединившись, они легко смогли бы справиться с капитаном. Но их недоверие друг к другу пересилило хрупкое согласие, возникшее между ними. Поэтому никто не решился взять на себя риск продолжения спора, из опасения оказаться потом покинутым.

Бандри прекрасно понимал хитрость и коварство игры, на которой поймал его Лич, и знал, что продолжение личной ссоры с капитаном грозит ему гибелью. Поэтому он сказал:

– Никто не ждет от тебя большего, капитан. Но помни, что мы ожидаем очень многого.

– Вы это и получите. Можете быть уверены.

На этом мир был восстановлен, и они продолжили прерванный обед.

17. ИСКУШЕНИЕ

В ту ночь, бодрствуя под звездами, де Берни тщетно ожидал, что занавес в хижине поднимется, и Присцилла выйдет к нему поговорить. Ему казалось, что дневные события вызвали необходимость многое обсудить. Настолько многое, что он испытывал желание объясниться. Но, очевидно, с ее стороны не было соответствующего желания выслушать его объяснения, поскольку время шло, а занавес оставался опущенным.

Наконец, поняв, что это отнюдь не случайно, он в отчаянии принялся размышлять о причинах такого поведения и пришел к выводу, что чем-то обидел ее. Вероятно, поддерживая ее, хотя он и старался делать это осторожно, он все же переступил границы, которые она считала допустимыми в их отношениях. Но должна же она понимать необходимость этой видимости проявления любви к жене и отбросить всякие обиды.

Как бы там ни было на самом деле, необходимость объяснения становилась безотлагательной, и он кончил тем, что тихо позвал ее. Трижды ему пришлось повторить свой вызов, прежде чем занавес поднялся. Хотя ему из осторожности и пришлось сильно понизить голос, но то, что она услышала его, означало, что она тоже не спала.

– Вы звали?
– спросила она.
– Что-нибудь случилось?

– Я вот о чем хотел вас спросить. Меня испугало ваше отсутствие. Вы не присядете?

– Вы хотите мне что-то сказать?

Она услышала его странный приглушенный смех.

– Похоже, это уже стало моей слабостью. Но сегодня мне предстоит сказать больше обычного.

Она, как обычно, села на диванную подушку, а он сел рядом.

– Будьте откровенны, - попросил он.
– Вы не выходили, потому что обиделись на меня, и не вышли бы, если бы я не позвал?