Черный Легион: Омнибус
Шрифт:
«Мстительный дух» задрожал, сопереживая Анамнезис в ее капсуле жизнеобеспечения. Реальность сгустилась вокруг меня как раз вовремя для наблюдения за тем, как копье рассекло вражеский флот — слишком быстро, чтобы за ним могли угнаться их тяжелые пушки — и вспыхнуло в атмосфере Гармонии.
Абаддон остался рядом со мной и помог встать. Меня терзала такая тошнота, что ее не могла вынести даже моя усовершенствованная физиология. Мучаясь от слабости, последовавшей за психическими усилиями, я наблюдал, как у нас на глазах разыгрывается гамбит Абаддона.
Град Песнопений был готов отразить штурм, заполнявшие горизонт
Над Градом Песнопений погас день. Широко раскрытыми и обращенными вверх глазами чернорабочих, рабов для удовольствий и воинов III Легиона я видел, как стрелковые укрепления полыхнули в беспомощной ярости, когда на месте солнца начала разрастаться тень. Визгливые гимны, транслируемые вокс-башнями, утонули в металлическом грохоте защитных батарей, озаряющих темнеющее небо. Черный силуэт, поглотивший светило, вспыхнул в падении — сперва полыхнув при входе в атмосферу, а затем загоревшись от ярости пушек Града Песнопений.
Небеса расколол удар грома: падающее копье пробило звуковой барьер. Оно падало уже не по прямой — мчась вниз, оно крутилось, от корпуса струился черный дым, а на хребтовых укреплениях ревело пламя.
С момента, когда оно вошло в атмосферу Гармонии, до мига удара о землю прошло меньше минуты. Достаточно, чтобы обитатели увидели падающую на них смерть. Недостаточно, чтобы что-либо предпринять.
Оно врезалось в землю с мощью топора Бога Войны. Все глаза, которыми я смотрел, ослепли. Все чувства, которые я разделял, погрузились во тьму и холод. С орбиты мы видели лишь расходящуюся черноту удушливого дыма, поднимающегося над городом. Наши сенсоры фиксировали тектонические подвижки такой интенсивности, что по другой стороне планеты шла дрожь. Сама Гармония колыхалась в муках.
Думая о той ночи сейчас, я все еще испытываю чувство утраты, последовавшее за падением копья. «Тлалок» представлял собой почти два километра и восемь мегатонн древней, облеченной в железо злобы. Когда-то он странствовал меж звезд от имени XV Легиона, и его экипаж составлял двадцать пять тысяч верных душ. Я протащил его пустой труп через все Око Ужаса, в точности как меня попросил Абаддон. А затем метнул его прямо в сердце твердыни III Легиона.
На мостике «Мстительного духа» раздались ликующие крики, исторгнутые тысячей глоток и почти оглушительные для моих восстанавливающихся чувств. Я рискнул своей сестрой и пожертвовал кораблем. А теперь они все ликовали. На какое-то мгновение мне подумалось, что я сошел с ума.
— Вот вам за Луперкалиос! — Фальк торжествующе ударил обоими своими громовыми молотами друг о друга. — Давитесь пеплом.
Абаддон отвернулся от дыма разрушения, застилавшего весь оккулус. Его тихие слова последовали за ликованием, став дуновением покоя после ураганного звука.
— Ультио, уводи нас обратно на высокую орбиту.
— Повинуюсь.
— Крысы вот-вот начнут спасаться с тонущего корабля. Перебьем им хребты, пока они бегут.
Корабль содрогнулся, его двигатели взревели громче и злее. Анамнезис двигалась, подражая ему, она плыла выше в своей емкости, плотно сжав зубы и повелевая звездолету подниматься вместе с ней. Я все еще едва мог поверить в то, что видел. Ее присутствие здесь,
— Хайон, Телемахон, отправляйтесь к абордажным капсулам.
Я слышал слова Абаддона, но не пошевелился, чтобы выполнить распоряжение. На мостике было слишком много захватывающего. Установленный высоко над многоярусной палубой оккулус демонстрировал тридцать видов извне на корпус «Мстительного духа», каждый с отдельного угла обзора. Наши пустотные щиты полыхали, покрываясь калейдоскопической рябью под неэффективным огнем вражеского флота.
— Они начинают меня раздражать, Ультио, — заметил Абаддон с отстраненным видом. — Начинай убивать их.
— Повинуюсь.
Находиться на борту линкора типа «Глориана», когда он открывает огонь — ни с чем не сравнимый опыт. Все, созданное человечеством в области межзвездных премудростей, проявляется и жестоко бьет по вашему слуху и равновесию. Никакие глушители не в силах замаскировать невероятную канонаду, когда целый город орудий с ревом отправляет боезапас в черноту. Никакие гравитационные стабилизаторы не могут целиком скрыть гром, сотрясающий металлические кости корабля.
Руны на мерцающем тактическом гололите, проецируемом в воздухе над постами рядового экипажа, начали вспыхивать и пропадать. Обзорные изображения оккулуса демонстрировали, как фрегаты и эсминцы превращаются в горящие остовы, падающие в атмосферу Гармонии.
Анамнезис сопровождала каждую серию выстрелов криком. Каждый залп ее орудий вызывал очередной вопль в воксе мостика. Я не мог сказать, что следовало первым: ее крики, или же огонь пушек. Они были неотделимы друг от друга. Ее пальцы изогнулись, словно когти, она пристально смотрела наружу из своего бака. Я сомневался, что в тот момент она видела кого-либо из нас. Ее зрение было соединено со сканирующими системами корабля. Она видела пустоту и звездолеты, с которыми расправлялась при каждом подергивании ее пальцев.
Однако мы не были неуязвимы. Пустотные щиты испещрили оспины, которые превратились в разрывы, а затем — в зияющие раны. Вражеские крейсеры окружали нас, выходя на траверзе и подвергаясь риску получить залп наших бортовых батарей достаточно долгое время, чтобы сделать собственные. Более рассудительные — или, возможно, более трусливые — боевые корабли держались позади и кромсали нас на расстоянии при помощи дальнобойных лэнсов. Я чувствовал, что Анамнезис недовольна — это было очевидно по исходящей от ее изменившейся ауры давящей волне. Ей хотелось сменить курс и пуститься в погоню за паразитами, которые царапали и жгли ее железную кожу издалека.
— Удерживать нос по направлению к руинам города, — скомандовал Абаддон. Он в большей степени говорил с Анамнезис, чем со стаями мутантов, служивших рулевыми. Было похоже, что в ее связи с экипажем нового корабля присутствует меньше симбиоза. Казалось, что Анамнезис гораздо меньше полагается на их когтистые руки на рулевых рычагах.
— Повинуюсь, — ее голос в динамиках звучал яростно. Раздраженно, из-за недоступности удовольствия.
Я не смог удержаться от того, чтобы вновь не протянуть вовне свои чувства, пытаясь войти в разумы кого-либо на поверхности, еще сохраняющего сознание. Представшая мне сцена стала откровением. Центра громады, ранее бывшей Градом Песнопений, просто больше не существовало. От места падения «Тлалока» во все стороны рванулся воющий вихрь жидкого огня и жестокости. Все и повсюду превратилось в пыль, пепел и пламя.