Черный легион
Шрифт:
Но призошло неожиданное. Поняв, что пауза затягивается, штабс-капитан Иволгин вдруг поднялся.
— Позвольте, господин подполковник.
Курбатов удивленно взглянул на него и молча кивнул.
— Насколько мне известно, мы, точнее, лично вы, князь Курбатов, намерены идти к границам Германии.
— С некоторых пор я и не скрываю этого, — откинулся на спинку стула Курбатов. — Вас что-то смущает в этом намерении, господин штабс-капитан?
— Ровным счетом ничего. Но позволю себе заметить, что лично я не получал задания пробиваться к немцам. И не
— Нам этого пока что не предлагали.
— Но важен принцип.
— Деникин тоже заявил Гитлеру, что не намерен бьггь союзником Германии в борьбе против России, пусть даже красной. Вы — последователь генерала Деникина Мне это известно. Что дальше?
Иволгина удивило, что его слова совершенно не насторожили Курбатова, не вызвали у него раздражения. Наоборот, князь ободряюще улыбался ему.
— Простите, господин подполковник, — голос Иволгина тоже стал мягче. — Я готов выполнить любой ваш приказ. Но лишь на территории России. Мы пришли сюда, чтобы сражаться, и, если суждено, умереть…
Иволгин неожиданно замолчал, не зная, что следует говорить в таких случаях дальше.
— Ладно, штабс-капитан, не будем состязаться в красноречии, — пришел ему на помощь Курбатов, выждав еще несколько секунд. — Тем более что оратор я такой же бездарный, как и вы. Хотите остаться здесь? Попытаться поднять восстание? Создать «заволжскую», или, как она там будет называться, освободительную армию?
Иволгин покосился на товарищей. При всем его непомерном честолюбии представать перед ними несостоявшимся Наполеоном или Стенькой Разиным ему не хотелось
— Нет, я спрашиваю совершенно серьезно. Не следует искать в моих словах какой-либо иронии. Я тоже думал над тем, не остаться ли мне в этих краях еще на какое-то время. Не создать ли между Волгой и Уралом отряд, к которому потом потянулись бы с востока Семенов, с запада — Власов?
— Но вы… все же не решились на этот шаг, — упрекнул его Чолданов.
— Похоже, что нет.
— Жаль. Путь, пройденный нами от Сунгари до Волги, убеждает: здесь вы принесли бы намного больше пользы, чем в Германии.
— Возможно, возможно. Правда, у генерала Семенова на этот счет иные соображения.
— В интересах командования армии, — с важностью заметил подпоручик фон Тирбах.
— Если я верно понял, вы намерены остаться вместе со штабс-капитаном, — сказал Курбатов.
— Так точно-с, — признал Чолданов.
— Чудесно. Именно об этом я и хотел просить вас. Заметьте, не приказывать, просить.
Иволгин и Чолданов переглянулись. «Что-то подполковник темнит», — было написано на лицах обоих.
Но вместо того чтобы и дальше выяснять отношения, Курбатов в нескольких словах пересказал им свой разговор с Конрадом. Идея немцев заинтересовала обоих.
— По-моему, эта операция удачно сочетается с вашим замыслом, — подвел их к нужному выводу Курбатов. — В лагерях немало людей, преданных идее возрождения России. Разгромив охрану первого попавшегося лагеря, вы получите как минимум две сотни бойцов
— Для начала неплохо, — нервно потер руки Иволгин.
Заметив это, Курбатов улыбнулся про себя. Он хорошо помнил разговор со штабс-капитаном еще там, в лесной избушке, во время ливня. Тогда Иволгин удивил его своим призванием и даже насторожил. Когда в твоей группе есть офицер, мечтающий вернуться в Россию, чтобы создать собственную освободительную армию, — это уже соперник. Опасный соперник, каким долго не покомандуешь. Знал бы Иволгин, как пригодилась теперь Курбатову эта его «грозовая исповедьк Как она теперь пригодилась…
— Благодаря Конраду мы получим связь со штабом Семенова, — продолжил Курбатов, не давая бойцам опомниться. — Так вот, во время ближайшего сеанса связи Конрад сообщит командующему, что данной мне на территории России властью вы, штабс-капитан Иволгин, повышены в чине до капитана и назначены командиром особой штабной группы, цель которой — развертывание освободительного движения на территории от Урала до Волги.
Несколько мгновений томительного молчания понадобилось Иволгину, чтобы понять, что произошло, но при этом не выразить ни радости, ни удивления.
— Пусть никто не сомневается в том, что я действительно разверну его.
— Вы, Перс, — обратился Курбатов к боевику, сидевшему прямо на полу, запрокинув голову на спинку старого замусоленного дивана, — простите, унтер-офицер Гвоздев, произведены в прапорщики и отныне находитесь в непосредственном подчинении у капитана Иволгина.
— Благодарю за честь, — подхватился Перс. — Надеюсь, это мое производство будет надлежащим образом оформлено через штаб атамана Семенова?
— Как и производство остальных господ офицеров. Никто из вас не должен сомневаться в этом. Кто еще желает присоединиться к группе Иволгина? — обвел взглядом Радчука, Власевича и Кульчицкого. Тирбах стоял на посту. Но с ним все было решено еще в Маньчжурии. Офицеры молчали.
— Есаул Кульчицкий?
— Предпочитаю остаться подъесаулом, господин подполковник.
— Как это понимать?
— Намерен дойти с вами до Польши.
— Я еще не уверен, что пойду именно через Польшу. Есть иные пути. Через Чехословакию, например, или Венгрию.
— В таком случае расстанемся в районе Карпат.
Все с удивлением смотрели на Кульчицкого.
— Объяснитесь, есаул, — потребовал Курбатов.
— Поскольку группа распалась… Лично я считаю свой долг перед командованием, вами, господин Курбатов, не говоря уже о России, выполненным. Точнее, намерен выполнять его вплоть до границ Польши. Идя по России, я, как и капитан Иволгин, долго размышлял над своей судьбой. Над тем, что делать дальше. И решил: настало время возвращаться в Польшу. На землю предков. Продолжать борьбу там. Борьбу за освобождение Польши. Единственная точка России, которая все еще влечет меня, — отцовское имение. Во что бы то ни стало навещу его — и к Висле.