Черный Легион
Шрифт:
Мне знаком этот темп сердцебиения. Знаком запах этой кожи, примесь этой бионики, аромат этой освященной оружейной смазки…
Инквизитор Сирока. Мы снова встретились. Приветствую вас, добросовестный агент Трона. Добро пожаловать в мою скромную комнату. Прошу вас, извините, что не предлагаю напитков – заговоренные цепи, лишающие меня шестого чувства и приковывающие к колонне, сильно навредили моей способности быть гостеприимным хозяином.
Я чувствую ваш взгляд на моем лишенном глаз лице с такой же отчетливостью, как и эти гексаграмматические оковы, которые жгут мою плоть. Вне
Нет. Не говорите ничего. Не будем притворяться. Я знаю, где вы были и что вновь привело вас ко мне. Ваши дотошные изыскания в самых сокровенных архивах вашего ордена подняли на поверхность упоминания о Мориане, как я вас и предупреждал.
Вы начинаете мне верить, не правда ли? Начинаете верить словам архиеретика.
Мориана – это одно из тех имен, что скользят по жилам истории. Это одна и та же женщина? Может ли это быть правдой? Может ли быть так, что одна из основателей вашей священной Инквизиции – то же самое создание, которое нашептывало на ухо моему брату ядовитые пророчества? Что основоположник ваших драгоценных идеалов в более поздний момент своей неестественно долгой жизни решил отринуть их? Она была воительницей-прислужницей Императора, узревшей свет, или же визирем-археоученым одной из Его лабораторий, слишком долго глядевшим во тьму? И тем, и другим? Никем из них?
Кто-то до вас уже искал истину в тенях. Где вы нашли эти предания, инквизитор Сирока? В чьих архивах были спрятаны эти слова? Вероятно, у вашего господина. У воспитавшего и обучившего вас мужчины или женщины – безжалостного предшественника, сделавшего из вас то орудие имперского закона, которое я сейчас чувствую перед собой.
Ну что ж. Храните молчание. Я продолжу говорить.
После слов пророчицы мы стали готовиться к войне. Собирался флот. Мы оставили гарнизоны в главных твердынях и организовали минимально необходимые патрули на границах наших владений, но центр укрывшей нас туманности стал домом для практически всех исправных кораблей нашей армады – от крупнейших линкоров до самых изящных фрегатов и громоздких пехотных транспортов.
Эзекарион надзирал за этим колоссальным сбором, однако Абаддон – что ошеломило всех нас – заперся наедине с Морианой.
Офицеры восприняли это по-разному. Ашур-Кая заворожила новая провидица, и ему мучительно хотелось с ней побеседовать. Алые глаза альбиноса жадно светились, совсем как у изголодавшегося человека, которому внезапно предложили пиршество. Он вожделел ее провидения и хотел лишь проследовать бок о бок с ней по дорогам судьбы, узнавая и видя то, что она уже знала и видела прежде.
– Эзекиль удалился от своего верного ближнего круга, – в какой-то момент возразил я Ашур-Каю, когда мы стояли на его навигаторской платформе мостика «Мстительного Духа» над остальной командной палубой. – Как это может тебя не тревожить?
– У него есть вопросы, – отозвался мой бывший учитель. – Она дает ответы.
– Он никогда раньше не покидал нас.
– Это начинает походить на истерику ребенка, которому не уделяют внимания, – мягко ответил Ашур-Кай. Однако я не собирался менять свое мнение из-за насмешек, какими бы тактичными и доброжелательными они не были.
– Подумай о том, как ему становилось хуже в последние годы. О голосах в варпе, которые поют его имя, практически молясь ему. А теперь еще и это? Не путай мою осторожность
Он повернул ко мне свое белое лицо, и по голодному выражению его глаз с красной сетчаткой я понял, что спорить бесполезно.
– Она принесла ответы, которые искал наш повелитель. Знание есть единственное благо, Сехандур. А единственное зло – невежество.
– Этим изречением пользуется не меньше глупцов, чем мыслителей, – заметил я, – а подобный подход не раз вел к гибели. Последний, кто произносил эти слова при мне, обрек на смерть наш Легион.
Мальчик, – психически прокаркал с плеча своего хозяина Токугра. Мальчик испуган.
Тихо, ворон, не то скормлю тебя моей рыси. Нагвалю бы это понравилось.
– Тебе не следует бояться, – продолжил Ашур-Кай так, как будто его фамильяр сказал правду. – Рассматривай ее появление как есть: уникальный шанс.
– Я ей не верю, – сказал я, и эти слова мне предстояло бесчисленное количество раз повторить в последующие столетия.
– Ну так и не верь, – произнес Ашур-Кай, снова поворачиваясь к оккулусу. Длинные белые волосы упали, наполовину скрыв его лицо. – Но не упускай возможности поучиться у нее.
У него были все основания вести себя сварливо и рассеянно, учитывая его роль в грядущей войне. Он являлся самым одаренным провидцем пустоты в армаде, и на него была возложена задача координировать силы всех колдунов флота и собрать их воедино для попытки вырваться из притяжения Ока. Достаточно было даже чуть коснуться его разума, чтобы ощутить плотную сеть накладывающихся друг на друга перешептываний, грозившую увлечь меня внутрь и добавить к просчитываемым процессам и учитываемым вариантам еще и мое присутствие. Мы просили от наших провидцев пустоты двигаться практически слепыми и глухими по миру, над которым не властны законы физики, и к тому же поддерживать формацию флота. За все годы изгнания Девяти Легионов никогда еще не предпринималось попыток такого масштаба. Мы были уверены, что точно потеряем несколько кораблей, а готовились к утрате большей их части.
– Когда Эзекиль захочет нашей помощи, он позовет нас, – настаивал на своем Ашур-Кай. Слезящиеся глаза альбиноса встретились взглядом с моими. Как бы его ни смущало предстоящее испытание, но в них все еще горело восхищение всем тем, что олицетворяла собой Мориана.
Я приложил к сердцу кончики пальцев старинным хтонийским жестом, просочившимся по всему Легиону – жестом говорящего правду.
– Порой я жалею, что во мне нет твоей веры, учитель.
Старое почтительное обращение, хоть раз. Оно вызвало у него улыбку, а затем он отвернулся и вернулся к своей работе.
Что касается прочих моих современников, то никто в Эзекарионе, вне зависимости от степени их веры, терпеливости или безразличия, не разделял моего стремления к осторожности. Телемахон отреагировал на симпатию Абаддона к Мориане во многом именно так, как я и подозревал. Его поведение характеризовалось исключительно паразитической преданностью, вплоть до того, что он даже выставил нескольких своих рапторов снаружи царственных покоев Абаддона под предлогом несения стражи вместе с Сумрачным Клинком Фалька. Это не было необходимо, а скорее являлось показным жестом, но – как и всегда – хитроумным и высоко ценимым. Выйдя наружу, Мориана отметила это, равно как отметила и тех в Эзекарионе, кто выказывал меньше доверия.