Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945
Шрифт:
19 января. Я повышен в звании.
Теперь я унтерштурмфюрер (лейтенант).
Вчера после полудня, вероятно из-за дефицита развлечений, вручали значительное количество Железных крестов.
Сам я получил, помимо Железного креста 1-го класса, Korps-Tagesbefehl (рассылка приказов по корпусу) – занимательное чтиво.
«…Отличился во время боя у моста через реку Крынка близ станицы Скосырской, уничтожив батарею красных, которая являлась частью полкового резерва штурмовых орудий. За несколько
21 января. На основании приказов свыше мы квартируем в маленькой деревне близ села Ряженое на берегах Кальмиуса (село Ряженое находится на реке Миус. Следовательно, автор действительно перепутал Миус с Кальмиусом. – Ред.).
Это жалкая дыра, как и все деревни в Донецком крае. Одна главная улица, образованная двумя рядами одноэтажных домов. В центре церковь, построенная из неоструганных досок, с вечным куполом в форме луковицы, покрытым многоцветной глазуревой мозаикой. Единственное каменное здание – сельсовет – вносит в весь этот анахронизм подобие современной архитектуры.
Улицы не вымощены. В ужасную русскую распутицу летом ходишь почти по колено в глубокой, вязкой грязи. Старики рассказывают о том, как курьер-казак во времена Екатерины II Великой, посланный с важным приказом в Царицын, застрял в грязи, когда проходил донскую деревню, и не смог выбраться. Легенда столь актуальна, что даже сегодня, когда здесь проходит молодой казак, он не забывает помолиться за этого несчастного парня Геспоровича, похороненного на главной улице.
Зимой вся эта грязь замерзает, поэтому ходишь как по неожиданно замерзшей морской ряби.
Жители столь же невзрачны, как окрестности. Все молодые люди, способные воевать, ушли из деревни или были насильно уведены перед нашим прибытием. Остались одни старики, женщины и дети.
Все эти люди, одетые в тряпки из мешковины, проводят время в дрязгах по поводу остатков пищи из нашей полевой кухни. Так бывает повсюду.
22 января. Всю ночь падал густой снег. Этим утром бледное солнце заставляет крыши блестеть, придавая поселку бодрый и приветливый вид.
На дальнем конце деревни собираются вокруг общего колодца женщины, многословные и жестикулирующие. В это время они выглядят как все матери мира.
Карл рядом со мной, мы не спеша шагаем по единственной улице, выбирая проходимые места. Наши сапоги хрустят на безупречно чистом белом снежном покрове. Нам нравится наблюдать за всеми этими русскими, живущими своей повседневной жизнью. Проходим мимо кузни. Кузнец бьет молотом изо всех сил по раскаленной подкове. Он приветливо улыбается нам и продолжает
Карл, не останавливаясь, вдруг поворачивается ко мне.
– Невероятно, что мы трое смогли все эти годы держаться вместе, – замечает он.
Я улыбаюсь в ответ:
– Не большая удача, чем то, что мы ухитрились остаться в живых до сих пор. Будем надеяться, что доживем до окончания этой кровавой войны без… ну, без заминок.
Проходим группу финнов, которые недавно прибыли в полк. Они приветствуют нас строго по регламенту: равнение налево и руки выброшены вперед. У них белесые, почти прозрачные глаза и светлые волосы, подсеребренные сединой. В прошлом году дивизия «Викинг» понесла тяжелые потери, и в конце декабря прибыли новые пополнения новобранцев.
– Удивительно, – говорит Карл, словно во сне. – Кто бы подумал, что эти проклятые русские доставят нам столько хлопот? Только черти сопротивляются так же, как они!
– Послушай, Карл, черт с ней, с этой войной. Пойдем к Насте, это позволит нам подумать о другом.
Настя заведует местным «солдатским домом». Это старая гостиница, превращенная в солдатский клуб. Через несколько минут мы входим сюда под приветственные возгласы и шутки других офицеров, уже сидящих за столиками со своими кружками пива и маленькими стаканчиками водки.
Подходим к деревянному бару.
– Дай нам что-нибудь выпить, дорогуша, – говорит Карл.
Настя заворачивает свои светлые косы вокруг головы над маленьким, узким, веснушчатым лицом. У нее привлекательный, довольно полный бюст, в общем, она красотка. Кроме того, она не стесняется дать попользоваться своими прелестями при соответствующем обращении. Предпочтительно с прибавлением пяти рублей.
Настя одаривает нас любезной улыбкой:
– Водка, ракия, виноградное вино?
– Я хочу легкого крымского вина. А ты, Петер? – спрашивает Карл.
– Я тоже. Выпьем виноградного вина.
Он поворачивается ко мне:
– Добавил бы к этому жареную рыбу и немного бирючей икры. Я пробовал ее позавчера. Ужасно вкусно! Ты попробуешь? – Не ожидая моего ответа, он наклоняется к официантке: – Послушай, дорогуша, принеси нам жареную рыбу с икрой.
Та исчезает на кухне, и через полчаса мы вальяжно сидим перед огромной порцией донской щуки и каспийской икры, которая в Берлине стоила бы по меньшей мере сто марок.
У России есть свои преимущества.
Перед гостиницей останавливается пролетка. Веселый и бойкий Франц сходит с экзотического транспортного средства, сыплет немного мелочи вознице, одетому в засаленную старую робу, и входит с торжественным видом в солдатский дом.
Он направляется прямо к нам.
– Знал, что найду вас у очаровательной Насти, – говорит он, садясь без всяких церемоний за стол. – Вижу, заправляетесь. Могли бы и меня пригласить, старые чревоугодники. – Он поворачивается к официантке: – Настя, любовь моя, принеси мне тарелку!