Чёрный молот. Красный серп. Книга 2
Шрифт:
В ту ночь Хольц вышел победителем. Больше никто из его одноклассников не посмеет называть его Хензеле. С Хензеле было покончено раз и навсегда. В его разгорячённой погромом и алкоголем крови проснулся зов воинственных предков, жажда крестовых походов и желание видеть Великую Германию, занимающую достойное и лишь ей одной подобающее место в мире.
Спасибо Адольфу Гитлеру, что открыл глаза Хольцу и многим настоящим немцам. Пора уже сплотиться вокруг великого вождя и показать другим народам, где их место перед лицом обновлённой Германии. Отныне у Хольца и ему подобных, поднявшихся с самого низа, была цель жизни – служить сильному хозяину во имя Германии, во имя хозяина, во имя самих Хольцев и Штаубе, попробовавших в эту ночь вкус крови и безнаказанности.
К крови и безнаказанности Хольц давно привык. Служба в СС стала для него естественным продолжением. Он дослужился до оберштурмфюрера и был на хорошем счету у начальства. Служба Хольцу нравилась. Уничтожать еврейских трутней было куда безопасней, чем подставлять голову под пули даже во имя великого фюрера. Послужив
Расквартировав своих людей, Хольц разместился в уютной квартире бывшего партийного функционера, успевшего убежать до прихода германских войск.
Городок подвергся значительной бомбёжке. По большей части разрушены были промышленные предприятия, электростанция, система водоснабжения и канализации, взорвана городская больница, остался по счастливой случайности нетронутым городской роддом. В нём и разместили раненых немецких солдат, превратив его в госпиталь. Разыскали специалистов по городскому хозяйству и подключили их к ремонту, в помощь добавили немецких спецов, чьими специальностями были электро и водоснабжение. И по прошествии нескольких дней электричество и водоснабжение работали вполне сносно. Хольц быстро умылся и пошёл смотреть город в сопровождении ещё двух офицеров, взвода солдат и нескольких работников городской управы, доставленных по его приказу и пожелавших оказать всяческое содействие долгожданным освободителям. Улицы были пустынными, но в паре мест на скамейках сидели любопытные женщины разных возрастов, и офицеры, обменявшись довольными фразами, признали, что женщины в этих краях довольно красивы, и они не прочь бы с ними познакомиться. Они даже подошли и попробовали заговорить с ними. Но женщины только посмеивались, лузгая семечки, но, впрочем, и Хольца с товарищами охотно угощали. Осмотрев центр и расположение улиц, офицеры остались довольны. Стандартная советская застройка с прямыми улицами была довольно удобна для сбора человеческого мусора и не сулила неприятных сюрпризов в виде петляющих переулков и верениц сараев, в которых всегда пытались спрятаться те, кого Хольц со своими людьми доставал даже из-под земли. Правда, оставался ещё район частных домов, построенных задолго до революции, но он был не таким большим, и при правильной постановке дела неприятностей и там не должно было возникнуть.
Отправив оберштурмфюрера Ланге выбрать подходящее для экзекуции евреев место, Хольц пригласил с собой в здание бывшего райкома коммунистической партии и сопровождавших его местных жителей. Несколько солдат уже очистили пару кабинетов и теперь работали над установкой телефонной связи. Хольц выбрал тот, что побольше и, усевшись по центру стола, пригласил присутствующих присаживаться. Через переводчика он объяснил, что ему требуются списки большевиков и военнослужащих, а также списки евреев. Назначив временным ответственным за связи с местным населением бывшего городского казначея, поручил ему предоставить сводку о положении городских дел, справедливо рассудив, что расстрелять его он всегда успеет, а городу нужен человек, знакомый с местной бухгалтерией. Хольц решил дать шанс этому широко, хотя и несколько фальшиво улыбавшемуся человеку. Хольц научился понимать людей и знал, что Мыкола Пиетровитш, как он представился, несомненно будет выслуживаться перед новым начальством. Но при этом обязательно будет воровать. Эти русские неисправимы. В двух городках уже были расстреляны попавшиеся на воровстве. Интересно, сколько проживёт этот? В том, что он проворуется и будет расстрелян, Хольц нисколько не сомневался. Закончив согласовывать необходимые для проведения мероприятий вопросы, Хольц отправился на обед.
Кухня работала как часы. Она расположилась в трёхстах метрах от здания бывшего райкома, у входа в парк, где стоял десяток вкопанных скамеек, над которыми был натянут маскировочный тент. Солдаты получали сытный и добротный паёк, но для офицеров рыжий повар Вальтер готовил всегда что-то особенное. Вот и на этот раз офицеров ждал молочный поросёнок.
– Вальтер, как это тебе удаётся? – спрашивали офицеры у довольного, зардевшегося от похвал повара. Готовил Вальтер и впрямь замечательно. До войны имел свой ресторанчик, но разорился и, сбежав от кредиторов, отправился служить Великому Рейху. Солдаты подтрунивали над Вальтером, над его рыжей шевелюрой, обещая в следующий раз расстрелять его вместе с его еврейскими друзьями.
– Кто же вас, дармоедов, будет кормить? – вопрошал Вальтер, и все с хохотом соглашались, что после их неспешной и непыльной работы, большую часть которой с удовольствием за них делали местные жители, обеды Вальтера просто необходимы для защитников Фатерланда.
Обед прошёл в спокойной, непринуждённой обстановке, с обычными шуточками и разговорами про женщин. Говорили и о своих любимых Хельгах, Катринах и Хеленах, прошлись и по списку красавиц, покорённых за время службы в разных краях. Самый большой список имел Курт, голубоглазый кучерявый блондин, ростом метр восемьдесят. Как будто все арийские боги, не сговариваясь, отдали всю возможную красоту одному единственному белокурому полубогу. Белозубая полудетская улыбка делала Курта неотразимым перед лицом беззащитных женщин. Истосковавшиеся без ушедших на войну, а то и уже успевших сложить на ней голову мужчин женщины охотно принимали ухаживания белокурого красавца, являвшегося для них воплощением красоты
Отец его тоже воевал в России, будучи специалистом по фортификационным, т. е. укреплённым военным сооружениям. Иногда от него приходило скупое письмо с кратким сообщением, что у него всё хорошо, служба протекает нормально, русские бегут и пачками сдаются в плен, и он очень надеется, что скоро война закончится и он снова сможет обнять свою дорогую Амалию, мать Курта, и такую же белокурую, как и сам Курт, Гретхель, его четырнадцатилетнюю сестру. Гретхель же часто слала ему восторженные письма, всячески воспевая путь нацистской партии и любимого вождя. Она безумно гордилась Куртом, потому что он такой замечательный и воюет в далёкой России за благо всех немцев, и она всячески желает ему удачи и ждёт его домой, т. к. ей не терпится увидеть его в парадной форме и показать своим дурам-подружкам, некоторые из которых имели наглость усомниться в её словах о брате. Курт покровительственно относился к Гретхель, разница в возрасте не позволяла им быть близкими друзьями, но он всегда старался припасти для неё конфету или маленький сувенир. Иногда он вспоминал про неё, про мать, месящую широкими мягкими руками тесто на кухонном столе, и про воскресные пудинги и штрудели. Но молодых людей больше привлекали пышные формы молодых женщин, так что о матерях они вспоминали не так уж и часто.
Тем не менее, большая часть из этих отъявленных ловеласов были неплохими солдатами. Хольцу нравилось отдавать чёткие приказы и наблюдать за их чётким выполнением. Его команда хорошо знала свою работу.
И сейчас, стоя перед этими разношёрстными людьми, Хольц понимал, что полагаться он может только на своих. Разумеется, те сорок человек, которые прибыли вчера на двух грузовиках из Литвы, будут хорошим подспорьем. Эти парни уже прошли школу уничтожения евреев у себя дома. У каждого из них были свои причины ненавидеть иудеев, но вот какая интересная особенность: в Латвии и Эстонии тоже проводились акции уничтожения евреев, и все они выполнялись неукоснительно чётко, но там это было какое-то механическое действие, наподобие получите-распишитесь. Но именно в Литве всё происходящее было воспринято с наибольшим энтузиазмом. Евреев уничтожали везде, где только могли. И было время, когда на улицах и в домах лежали десятки трупов. Но потом из-за опасений вспышки заразных заболеваний командованию пришлось взять ситуацию под контроль. Тогда евреев стали бить по ходу движения их нестройных колонн к местам уничтожения. Даже за несколько минут до смерти несчастным было суждено пройти через большое количество унижений, изнасилований и побоев. Лёгкую смерть нужно было заслужить.
Но что могли сделать эти несчастные для своих мучителей, чтобы легко умереть и перед смертью, попрощавшись со своими близкими до скорой встречи на небесах, успеть прошептать древнее: «Барух, ата адонай…»
В общем, эти литовские ребята были неплохи, а искупавшись в крови и безнаказанности, не имели ходу назад и шли до конца по дороге насилия и жестокости. Они были зачислены в «шуцманшафты». Одеты они были в захваченные в первые дни войны польские мундиры, не имеющие знаков различия. На левом рукаве были белые повязки с надписью «полицай». Вооружены они были немецкими винтовками, выпущенными на польских заводах до начала войны. Этого оружия им вполне хватало для сопровождения колонн и отстрела пытавшихся бежать одиночек.
Местные добровольцы из русских и украинцев, ещё не успевшие зачислиться в ряды служащих полиции и, собственно, проходящие свой первый экзамен, были одеты в домашнюю одежду. Они тоже получили белые повязки. И всё же они выглядели смешно в своих широких брюках и вышитых сорочках. Брюки пузырились на коленях и создавали явный контраст с начищенными и наглаженными шеренгами немцев и литовцев.
Хольц глянул на часы. Время начинать выступление. Всем известна немецкая пунктуальность. Пусть и славяне ей поучатся.