Черный монах
Шрифт:
Мэр прервал чтение и взглянул на меня.
– Продолжайте, Ле Биан, – предложил я.
– С ними, – продолжил мэр, перевернув лист на другую сторону, – было захоронено тело изменника, предавшего крепость в руки англичан. Обстоятельства его смерти таковы. По приказу благороднейшего графа Суасикского изменника клеймили раскаленным наконечником стрелы. Клеймо было поставлено на лоб и прижато так крепко, что раскаленное железо должно было оставить след даже на кости черепа. Затем изменника вывели и поставили на колени. Он признал, что провел англичан от острова Груа. Он был французом и
– Как! – воскликнул я, – Мари Тревек!
– Да, – подтвердил Ле Биан, – проклял девушку Мари Тревек, всю ее семью, родственников и потомков. Во время расстрела монах стоял на коленях. Он имел на лице кожаную маску, поскольку солдаты бретонцы отказывались стрелять, если лицо его не будет закрыто. Этим монахом был аббат Сорге, более известный как Черный монах из-за смуглого лица и темных бровей. Его захоронили, но перед этим вбили в сердце осиновый кол.
Ле Биан остановился, посмотрел на меня, и, поколебавшись, вручил манускрипт Дюрану. Жандарм взял его и вложил в медный цилиндр.
– Таким образом, – сказал я, – тридцать девятый череп принадлежит Черному монаху.
– Да, – подтвердил Фортон, – и я надеюсь, что его найдут.
– Я запретил продолжать работы, – раздраженно сказал мэр. – И вы слышали это, Макс Фортон.
Я встал и поднял ружье. Подошел Мом и сунул голову мне в руку.
– Прекрасная собака, – заметил Дюран, тоже поднимаясь.
– Почему вы не хотите найти его череп? – спросил я Ле Биана. – Было бы любопытно посмотреть, действительно ли стрела прожгла кожу до кости.
– Там есть еще кое-что, но я не стал читать, – пробурчал мэр. – Хотите знать, что это?
– Да, конечно, – удивленно ответил я.
– Дайте документ, Дюран, – сказал мэр. Затем он прочитал:
«Я, аббат Сорге, пишу это собственной кровью. Мои судьи принудили меня к этому. В этих строках я заключаю свое проклятие. Да падет оно на Сэн-Гилдас, на Мари Тревек и на ее потомство. Я вернусь в Сэн-Гилдас, когда мои останки будут потревожены. Горе тому англичанину, который коснется моего клейменного черепа!»
– Чушь! – сказал я. – Вы действительно верите, что это написано его собственной кровью?
– Я проверю это, – сказал Фортон. – Запрошу месье Леме-ра, хотя у меня и без этого много работы.
– Обратите внимание, – сказал Ле Биан, протягивая мне список, – внизу имеется подпись:«Аббат Сорге».
Я с любопытством поглядел на бумагу.
– Да, это Черный монах, – сказал я. – Он был единственным, кто мог писать на бретонском. Очень интересное открытие, хотя бы потому, что наконец рассеялась тайна, покрывавшая исчезновение Черного монаха. Вы, конечно, отошлете бумагу в Париж, Ле Биан?
– Нет, –
Взглянув на него я понял, что любые аргументы будут бесполезны, но все же сказал:
– Это будет потерей для исторической науки, месье Ле Биан.
– Тем хуже для нее, – ответил просвещенный мэр Сэн-Гилдаса.
Разговаривая между собой, мы неторопливо вернулись к могиле. Банналекские рабочие переносили кости английских солдат на кладбище Сэн-Гилдаса, где уже виднелись женщины в белых чепцах и темная ряса священника. Они готовились к молитве среди кустов небольшого кладбища.
– Они были ворами и убийцами, но теперь они мертвы, – пробормотал Макс Фортон.
– Уважайте мертвых, – отозвался мэр, наблюдавший за бан-налекскими рабочими.
– В документе было написано, что Мари Тревек, живущая на острове Груа, была проклята монахом – проклята она и ее потомки, – сказал я,тронув руку Ле Биана. – Была некая Мари Тревек, вышедшая замуж за Ива Тревека из Сэн-Гилдаса.
– Это она и есть, – сказал Ле Биан, искоса глядя на меня.
– О! – воскликнул я, – так они были предками моей жены!
– Вас не страшит проклятие? – спросил Ле Биан.
– Что вы! – рассмеялся я.
– А тот случай с Пурпурным императором? – нерешительно спросил Макс Фортон.
Я невольно вздрогнул и посмотрел на аптекаря. Затем пожал плечами и стал пинать булыжник, лежащий на краю могилы и почти полностью скрытый в земле.
– Вы что, думаете Пурпурный император допился до безумия оттого, что был в родстве с Мари Тревек? – спросил я презрительно.
– Разумеется, нет, – поспешно ответил Макс Фортон.
– Разумеется, нет, – повторил мэр. – Я только… Послушайте, что вы там пинаете?
– А что? – сказал я и, машинально ударив ногой еще раз, поглядел вниз. Округлый булыжник, освободившись от земли, выкатился к моим ногам.
– Тридцать девятый! – воскликнул я. – Черт возьми, это котелок Черного монаха! Гляньте! Вот и клеймо на лбу!
Мэр отступил, за ним и Макс Фортон. Последовала пауза, во время которой я глядел на них, а они на все что угодно, кроме меня.
– Мне это не нравится, – сказал наконец мэр сиплым высоким голосом. – Мне это не нравится. Он вернется в Сэн-Гилдас, когда его останки будут потревожены, гласит документ. Я… мне это не нравится, месье Даррел!
– Бред! – сказал я. – Этот чертов монах сейчас там, откуда нет выхода. И ради бога, Ле Биан, не говорите мне больше подобные глупости.
Мэр странно посмотрел на меня.
– И он написал: «англичанин», а вы англичанин, месье Даррел.
– Вы знаете, что я американец.
– Это одно и то же, – сказал мэр Сэн-Гилдаса упрямо.
– Нет не одно! – возразил я и раздраженно пнул череп. Он скатился в яму и замер на дне.
– Закопайте его, закопайте и бумагу, если вы так настаиваете, – сказал я, – хотя, по-моему, вам следует отослать документ в Париж. Не хмурьтесь, Фортон, ведь вы не верите в оборотней и приведения. Эй! Что это с вами, Ле Биан? На что вы так уставились?