Черный монастырь. Книга первая: Анна
Шрифт:
Аня кивнула.
– И поменьше кивай да побольше разговаривай. На кивках далеко не уедешь.
Тихим, чуть хриплым голосом Аня ответила:
– Я постараюсь.
– Вот-вот, постарайся. Идти-то есть куда?
– Есть.
– Ну, с богом.
* * *
Подъём на третий этаж дался нелегко: когда Аня наконец оказалась перед дверью Лёшиной квартиры, сердце прыгало и трепыхалось, в висках стучало, а лёгкие никак не могли набрать нужного количества воздуха. Закрыв глаза, она прижалась лбом к холодному
Первая опасность подстерегала в прихожей. Отразившись на зеркальной поверхности, медленным и неуверенным шагом к ней подошёл незнакомый ей человек – с поблёкшим взглядом, синевой под глазами, с сухими, потрескавшимися губами. Ане снова стало не хватать воздуха, и она заставила себя закрыть глаза. «Валерий Иванович об этом говорил… Нужно успокоиться».
С ещё закрытыми глазами она вошла в комнату и медленно подняла ресницы. На столе, задвинутая в угол, по-прежнему стояла копия Ренуара. Ане показалось, что полянка на мгновение высветилась, что белое платье сверкнуло особой белизной, что лёгкий зонтик слегка качнулся… Видение продолжалось недолго; миниатюрная фигурка снова застыла.
Она перевела взгляд на подоконник, и ноги сами понесли её на кухню, где руки, тоже сами, достали большие пластиковые мешки, в которые эти же руки начали сгребать с подоконника остатки погибших растений.
Ритуальное действие было прервано звонком, резким и неуместным. Незнакомый женский голос не тратил времени на любезности:
– Алло! Ну наконец-то. Можно Алексея?
Аня попыталась ответить, но слова с трудом выталкивались из горла.
– Его… нет.
– Простите, я уже почти пять месяцев названиваю. Когда он будет?
– Его уже не будет.
Женщина помолчала, явно сбитая с толку.
– Ничего не понимаю. Я заказала ему работу и должна была её забрать, но никак не могла до него дозвониться.
Аня медленно вздохнула, медленно выдохнула:
– Работа готова.
– Правда? Чудесно! Я могу за ней заехать?
– Можете.
– А можно прямо сейчас?
– Можно.
– Я мигом.
Аня положила трубку, завязала мешок и села рядом с ним на пол.
Наталья Евгеньевна оказалась женщиной около пятидесяти, ещё привлекательной, хотя и пострадавшей от морщин и отёчных нижних век. Когда Аня открыла дверь, заказчица застыла на пороге, растерянно и немного испуганно глядя на неё. Аня опустила глаза и отошла в сторону, пропуская Наталью Евгеньевну в квартиру.
Как только гостья вошла в комнату и увидела Ренуара, выражение её лица изменилось.
– Это она! Боже, это она!
Наталья Евгеньевна стремительно подошла к столу:
– Можно?
Аня кивнула, и заказчица осторожно взяла в руки картину.
– Что за чудо!
Вдоволь налюбовавшись работой и одарив обоих авторов всеми возможными комплиментами, Наталья Евгеньевна засунула картину в специальную плоскую сумку и огляделась:
– А где же Лёша?
Аня молчала, отвернувшись к окну. Наталья Евгеньевна осторожно поставила сумку на пол и подошла к Ане:
– Что-то случилось?
Аня
Наталья Евгеньевна подошла к двери и, замешкавшись, обернулась:
– Простите, я не знаю, как вас…
Аня прошептала своё имя.
– Аня, вы… не согласитесь помочь мне повесить картину? А потом мы вместе попили бы чайку.
Не оборачиваясь, Аня кивнула.
Глава 4
Большой джип плавно скользил по шоссе. Аня сидела рядом с Натальей Евгеньевной, чуть повернув голову к окну и безучастно глядя на пейзаж. Пригородные рощи и перелески мелькали перед её глазами, успокаивая, убаюкивая.
На мгновение она провалилась в странное, но приятное видение: перед ней был тенистый бор, сквозь который проглядывала полоска моря.
Машина остановилась у большого одноэтажного дома, облицованного пятнистым камнем и стоящего в плотном окружении сосен. Между деревьями ещё лежал снег, и оттого земля казалась написанной неряшливыми грязно-серыми мазками.
Наталья Евгеньевна провела Аню в просторную, обставленную современной мебелью гостиную и исчезла.
Сразу за гостиной виднелась большая веранда, превращённая в зимний сад. Сквозь полупрозрачные раздвижные двери угадывались крупные, раскидистые ветви каких-то растений.
– Аня, вам какого чая – чёрного или зелёного? – Наталья Евгеньевна появилась в проёме кухни, облачённая в цветастый передник.
От неожиданности Аня вздрогнула, но тут же взяла себя в руки:
– Чёрного, спасибо.
– Пока я завариваю, посмотрите мой садик. В общем, чувствуйте себя как дома.
Хозяйка снова ушла.
Аня пересекла гостиную и вышла на веранду, выдержанную в одном, густом зелёном цвете: в огромных горшках здесь росли фикусы и пальмы, а между ними на всевозможных подставках, этажерках и полочках грудились горшки и горшочки на фоне поднимавшихся вдоль стен вьюнов. Посреди этого зелёного царства стоял изящный плетёный столик, покрытое подушками плетёное канапе и несколько плетёных кресел. В углу журчал небольшой фонтан.
Почти все растения поникли, некоторые засохли на корню. Аня переходила от одного цветка к другому, и безучастное выражение на её лице сменилось гримасой страдания.
Аня не заметила, как на веранде появилась хозяйка.
– Чай готов.
Сидя перед чашкой крепко заваренного чая, Аня никак не могла поднять глаз. «Смотри в глаза, – повторял ей Валерий Иванович. – Обязательно смотри в глаза. В них – твоя опора». Но это было так трудно, особенно если молчать. А говорить… это было труднее всего. Именно из-за мутизма, патологического молчания, Валерий Иванович продержал её в больнице лишний месяц, пока Аня наконец не начала разговаривать. Хотя односложные, вымученные ответы едва ли можно было назвать настоящим разговором.