Черный нал
Шрифт:
— Подписывал.
— А другого никакого нет? — Нет.
— Паспорт у тебя советский?
— Яволь.
— Ты про законы что-нибудь слышал?
— Яволь.
— Я тебе, пожалуй, еще раз по роже дам. А потом пристрелю.
— Да что ты все. Пристрелю да пристрелю…
— Ты, естественно, догадываешься, что есть такие адреса и имена, которых нет ни в каких списках. Они вот здесь! — и он натурально постучал себя по лбу.
— В вашей голове, товарищ Амбарцумов, многое поместится.
— Поедешь по адресу, с паролем, кое-еще с чем. Доедешь и
— И домой?
— Естественно.
— А вы?
— О нас не думай. — Пока мне придется лечь на такое дно, какого ты себе представить не можешь.
— Что это за город?
— Это Раквере.
— Это еще не дно?
— Не дно, но где-то рядом. Был когда здесь?
— На автобусе мимо проезжал.
— Вот. На автобусе и уедешь. С новыми документами. Какое имя желаешь?
— А мое старое?
— Ты на десять штук хорошо оттянулся?
— Я половину Птице отдал. Чтоб он семью спрятал. А на вторую половину купил кое-что. Реквизит кое-какой. Еще другое разное. Ну, оттянулся немного.
— Я тебе выдам еще пять штук. Под расписку. Командировочные.
— И виза будет стоять?
— Хоть десять. В этой картофельной республике — хоть двадцать пять виз.
— Это что? Я теперь призван в советские подпольщики?
— Абсолютно точно. Когда все закончится, медаль дадим и грамоту.
Городок этот, Раквере, весьма приятный на вид. Мы долго путешествуем с Амбарцумовым по булыжным улицам и по асфальтированным. Поднимаемся на холм, осматриваем развалины замка, пьем пиво в подвальчиках, покупаем газеты. Куда мне без документов и денег? Да если бы и были даже, Катя припрятана в неведомом месте. Я спокоен и уравновешен. Копченые куры со шведским пивом сделали свое дело. Я благодушен и признателен. Вечером привезут мой новый паспорт, где виза, и адрес какой-то, и фамилия. Весна, середина апреля. Остались маленькие формальности. Съездить, куда попросят, передать пакет, который открывать не велено, и назад, к мирной жизни, в ореоле героического приключения, в рамках борьбы с мафией. В мае расчехлить удочки — и на реку. Донок наставить. Весь налим мой. Но прежде Амбарцумов должен привезти Катю сюда, чтобы я не усомнился. Сомнение — великая вещь. Деньги я, по словам Амбарцумова, должен получить в аэропорту, перед рейсом. Чтобы соблазна не было. Сомнение сродни соблазну. Они-то и двигают всем, дергают за ниточки, подставляют табурет, а потом выбивают его из-под каблуков.
— Мадам ваша, господин путешественник, будет вам предъявлена в здании аэровокзала, перед вылетом. Это связано с техническими трудностями. Я думаю, вы не будете возражать?
Возражать-то я буду, но что это изменит? Вот и паспорт. Жбанов Сергей Петрович, пятьдесят второго года рождения, фото мое, визы на месте, прибыл из города Перми, убывает туда же. В необъятные просторы загадочного восточного соседа. Виза заканчивается завтрашним утром, рейс сегодня, в девятнадцать ноль-ноль, до Москвы.
— Вернемся на улицу Семинари, посидим перед дорожкой. Кстати, мне понравилась эта квартирка. Не продадите по
— Я возьму дорого. Слишком дорого ты мне обходишься. Господин Жбанов.
Мы едем в автобусе до Ревеля недолго, примерно час.
— А сюда-то на чем меня привезли?
— На правительственной машине. Мусоровоз называется.
Я смеюсь долго и отчетливо, впервые за все эти дни.
— Завидую я вам, господин Жбанов. Полетите в такой чудный город.
Путь наш короток и нетруден. Холмы и долины, столбы и мосты. Населенные пункты с чудными названиями. Наконец пригороды столицы и уже позади аэропорт. Вот автостанция и автобус двадцать два. Экономит резидент. Мог бы и такси взять. Не жаль ему личного времени. Сколько бы сделок провел даже из подполья, нала черного припрятал.
— Кстати, как там Вальтер с Ромой?
— Ждут встречи с тобой. Ты уж постарайся не отклоняться от маршрута.
— Не будет Кати, лягу насмерть, загрызу тебя, Амбарцумов, зубами. Бензин найду и спалю этот шалман. — , И чтобы угроза звучала явственней, беру Амбарцумова за лацкан и тащу на себя. Он перехватывает мое запястье, отталкивает руку.
— Очумел? Сейчас предъявят твою пассию. — До отлета минут сорок, рейс все не объявляют, но это ничего. Погода ясная, прирожденные эстонские механики знают свое дело. Амбарцумов спокоен.
— Билет-то отдай. Суточные.
— Спокойно. Перед вылетом. Получишь и суточные, и прогонные, и все остальное. — Он явно обижается.
— Пойдем выпьем, товарищ, — предлагает Амбарцумов.
— На что я выпью? Дай мне денег.
— Я ставлю. Пойдем в бар.
— Я люблю бар на вокзале.
— Если бы ты сидел поменьше на вокзале, не попал бы так глупо и однозначно в сектор обзора моих людей.
— Случайность. Эмоции.
— Постарайся теперь без случайностей. Мой тебе совет. Выпей.
— Поставь мне апельсиновый сок и капуччино.
— Ну, как знаешь. А я выпью.
Мы сидим на высоких стульях в углу, и Амбарцумов вдохновенно вещает:
— И это теперь у них называется странами. И литвины, и бралисы, и чудь белоглазая. С вильной разговор особый. Мы друг друга резали и резать будем. По-товарищески, по-братски. А вот это картофельное чудо ни в какие ворота не лезет. Согласен? Со всей постыдной геополитикой потом разберутся компетентные органы, а пока ты, как совершеннейший пес, перемещаешься по Северо-Западу, по льду бегаешь.
— Как ты угадал?
— Что угадал?
— Мою агентурную кличку?
— Ха… Я же профессионал. Так вот. Ты перемещаешься по разным маленьким городам и поселкам, — впрочем, это весьма познавательно. Ты смотришь. Себя показываешь. И целью этих перемещений по преступным государственным образованиям является погоня за призраком. Пока я, Леонид Сергеевич Амбарцумов, не закрыл для тебя внешние границы и не сузил их до диаметра наручников.
Он находится в совершенно благодушном расположении. Пьет мой любимый джин, а я не могу себе этого позволить. Я должен сегодня еще много работать. И работа эта начнется очень скоро.