Черный нарцисс

Вербинина Валерия

– У вас слишком богатое воображение, – сказал врач.

– Только не говорите, что это пройдет. – Виктория попробовала пошутить, но ей было вовсе не смешно.

– Хорошо, давайте разберемся. – Алексей Петрович вздохнул. – Итак, вам кажется, что за вами кто-то следит. Верно?

– Иногда, когда я выхожу из дома, – уточнила Виктория. – И я ничего не могу поделать с этим чувством.

– Сколько это продолжается, по-вашему?

– Восемь месяцев. Где-то так, я думаю. Вначале я пыталась себя убедить, что мне это мерещится, но… Я почти уверена, что за мной действительно кто-то наблюдает.

– Так. –

Алексей Петрович наклонил голову, и она увидела, как блеснули стекла его очков. – И кто же, по-вашему, может заниматься таким вот наблюдением?

– Не знаю, – призналась Виктория. – Иногда это черная машина, иногда серая, иногда синяя. Иногда «Жигули», иногда старый «Мерседес». То есть… – Она поморщилась. – Это очень сложно объяснить, но я словно спиной ощущаю, что за мной следят. Возникает такое неприятное чувство…

Врач слушал ее, постукивая карандашом по столу.

– Вы пробовали поговорить с человеком или людьми, которые находятся в машине, будто бы преследующей вас?

Виктория покачала головой.

– Боюсь, это не получится. Они всегда держатся в отдалении. И потом… – Она задумалась. – Я не сказала бы, что они преследуют меня. Я не чувствую, что от них исходит какая-то… угроза. Но тем не менее они меня беспокоят.

Алексей Петрович улыбнулся, и при виде этой улыбки Виктория сразу же поняла, что именно он ей скажет.

– У вас довольно редкая профессия. – Как и все опытные психологи, он предпочел начать издалека. – Вам не кажется, что ваши, хм, ощущения могут быть следствием работы над очередной книгой?

Виктория поднялась с места.

– А если бы я работала контролером в автобусе, что бы вы мне сказали? – со злостью, которой не ожидала от себя, спросила она. – Что я начиталась детективных романов?

– Нет, Виктория Александровна, вы же должны понимать…

– Всего доброго, – буркнула она и вышла, с колоссальным трудом удержавшись от желания на прощание как следует грохнуть дверью.

Во дворе чирикали птицы, и свет по-весеннему проходил сквозь прозрачную листву. Тем не менее стояла ранняя осень, та, что по-русски именуется бабьим летом, а по-французски – летом индейским, о котором поет свою великолепную песню Джо Дассен.

Чтобы собраться с мыслями, Виктория присела на скамью. Теперь, когда вспышка раздражения сошла на нет, ей стало и грустно, и немного стыдно, что она не сумела сдержаться.

«Итак, подведем итоги. Три врача, уйма выброшенных на ветер денег… или почти на ветер, потому что никто толком так и не смог мне объяснить, что со мной такое. И почему они считают, что все писатели непременно ненормальные? Знали бы они, какую кропотливую логическую работу приходится проделать, прежде чем напишешь хороший детектив, как одна-единственная неувязка может загубить самый выигрышный сюжет… Но им куда проще считать детектив недостойным жанром, которым занимаются исключительно недоумки».

В сумке заверещал сотовый, и от неожиданности Виктория даже вздрогнула.

Опять Вероника. Вот черт.

– Виктория, ты не забыла? Встреча сегодня вечером, в ресторане «Олимпия»!

– Модное местечко, – буркнула Виктория.

– Конечно, – с энтузиазмом подтвердила Вероника. – Сергей

снял оба этажа, так что погуляем! Ты знаешь, как туда проехать?

Да, разумеется, она приедет, она постарается не опаздывать и помнит, что будут танцы, и еще Сергей обещал какой-то сюрприз.

Впрочем, для нее никаких сюрпризов не будет. Она просто вернется домой и сядет читать Чехова, очередной том полного собрания сочинений, изданного в советское время. Виктория читала это темно-зеленое собрание медленно, растягивая удовольствие и смакуя каждую страницу. Для автора детективов у нее были странные на первый взгляд пристрастия – Чехов, Уайльд и Стерн. И еще стихи Лорки.

«Чехов, помимо всего прочего, прекрасный стилист… И как он описывает людей! Конечно, он видел их насквозь… и поэтому вряд ли мог уважать. По его письмам иногда это очень чувствуется… И еще на него сильно повлияла болезнь. Какой он был веселый, пока у него не открылась чахотка, просто неистощимый фейерверк шуток, причем на самые разные темы. А потом… потом да, уже не то. Трудно сохранять веселый тон, когда задыхаешься и кашляешь кровью. И зачем он женился на этой актрисульке? Знал же, что она собой представляет, и все же питал какие-то иллюзии… надеялся…»

Однако, прежде чем приступить к Чехову, ей пришлось сходить в супермаркет, выслушать причитания кассирши, у которой опять не было сдачи с крупной купюры, получить-таки эту сдачу и уже в подъезде вежливо отказаться от предложения бабки с верхнего этажа ехать в лифте вместе с ней и какой-то грязной кадкой, из которой сыпалась земля. Для этого Виктория слишком дорожила своими белыми джинсами, но бабка обиделась так, словно писательница предложила ей купить гроб со скидкой. В конце концов бабка уехала одна и, само собой, застопорила лифт на верхнем этаже. Подождав минуту, Виктория пожала плечами и отправилась пешком на свой предпоследний этаж.

«А ведь все могло быть совсем по-другому».

Все-таки она не удержалась от этой мысли. Ну да, она могла стать женой Сергея, и Сергей был бы богат, и она вольготно жила бы в отдельном доме, а не в многоэтажке, где кто-то из соседей то и дело заводит нескончаемый ремонт, а кто-то уезжает и запирает в квартире собаку, которая от одиночества и тоски начинает выть во весь голос. А еще есть любители громкой музыки, шумных ночных застолий, курильщики, бросающие вниз окурки, которые постоянно залетают к ней на балкон…

Да, все могло быть иначе. Но ее судьбу – то, что могло стать ее судьбой, – присвоила себе Вера, а на долю Виктории осталось… осталось то, что осталось.

«И это вовсе не так уж плохо… В конце концов, я всегда хотела стать писателем – и я им стала».

Она просмотрела в компьютере почту, ответила на несколько писем и растянулась на диване с книгой. На стене важно тикали часы – старинные, принадлежавшие еще прабабушке и прадедушке Виктории. Много лет они простояли сломанные, но несколько месяцев назад она нашла-таки специалиста, который их починил. И теперь Виктория смотрела на часы и думала, что видит те же стрелки, которые видели ее предки, тот же циферблат и те же бронзовые фигурки вокруг него. И эта мысль ее согревала. Она перевернула страницу и углубилась в чтение.