Черный оазис
Шрифт:
— Как, простите? — уточнил Бабешко.
— Кар-ха-шим, — повторил Артем по слогам. — Я здесь, чтобы избавить мир от еще нескольких психически нездоровых людей.
— Вы имеете в виду моих пациентов? — поинтересовался Бабешко.
— Да, но не от всех, — ответил Горин. — Вы в курсе, что в моей палате три человека лишь прикидываются психами?
Брови доктора поползли вверх:
— Вот как? — удивился он. — А я считал, что только двое…
— Их трое, Кархашима не обманешь, — настаивал Горин. — Этих я пощажу.
— Славненько, Артем Михайлович,
— А если моя агрессия выйдет из-под контроля? — спросил Горин. — Если она превысит допустимые пределы?
— Чего вы добиваетесь, Горин? — Бабешко больше не улыбался, его рука, лежащая возле кнопки, дрогнула.
— У вас был пациент по фамилии Катаев. Куда его увезли?
— Зачем вам? — Доктор стал поглядывать на дверь.
— Успокойтесь, я просто хочу знать: что нужно сделать такого, чтобы отсюда перевели куда-то еще? — Горин старался вести себя как можно спокойнее. — Я же псих, мне можно говорить все, что угодно. Я все равно завтра уже ничего не вспомню.
— Катаев был безнадежен, — ответил Бабешко.
— Он был чересчур агрессивен?
— Да, и еще у него была довольно странная мания: он все время ждал кого-то и очень боялся. Иногда он «узнавал» этого кого-то в санитарах или врачах и набрасывался без предупреждения. Кроме того, Катаев неоднократно пытался покончить с собой. В общем, его пришлось направить в заведение с более суровым надзором.
— Куда именно? — спросил Горин.
— У нас в стране всего одно такое учреждение, в связи со специфичностью, — пояснил Бабешко. — Там содержат только самых безумных из вас. Извините, Артем Михайлович, за такое обобщение, — Бабешко снова улыбался. — Наша больница — просто пионерский лагерь по сравнению с тем заведением.
— Но где оно, где находится?
— Об этом мало кто знает, — пожал плечами доктор. — Его местоположение держат в секрете.
— Но зачем?
— А представьте, что оттуда выпустят одним махом всех маньяков! — объяснил доктор Бабешко. — Это ж всем терактам теракт получится. Похлеще вируса какого-нибудь. Так что Катаев ваш надежно упрятан, можете не волноваться. Кстати, кто он вам?
— Одноклассник, — ответил Горин. — А вот интересно, если я сейчас выдавлю вам глаза — этого хватит, чтобы меня отослали вслед за Катаевым?
У Бабешко, наконец, сдали нервы, и он вызвал санитаров.
— Разрешите еще раз напомнить вам про изолятор, Артем Михайлович, — произнес он после того, как здоровяки в белых халатах взяли Горина под руки. — Не глупите, мы найдем способ сделать вас послушным.
— Прощайте, доктор Бабешко, — ответил ему Горин. — И запомните сегодняшнее число. Кархашим преподаст вам урок, как их надо излечивать на самом деле.
«Надо же, а я собирался представлять его комиссии», — покачал головой доктор, когда пациента Горина увели, и вычеркнул его фамилию из списка.
Как только наступил отбой, Горин первым делом взломал помещение с медикаментами, зарядил там несколько
Горин одну за другой обходил палаты, зажигал в них свет и вглядывался в лица пациентов. Большинство из них спали. Имел ли он право уничтожать их? Чем он сам лучше всех этих людей? Они хотя бы люди, а не мутанты-рептилии, каковой являлся бродивший между койками Артем Михайлович Горин. Почему он должен следовать чьей-то злой воле? Быть послушной и хладнокровной марионеткой?
Он не будет. Хватит. Достаточно. Горин сам будет решать, кому прекращать существование. И его естественный отбор будет на несколько порядков более щадящим, но и настолько же более верным.
Как только Горин осознал, что может контролировать сидящего в нем зверя, у него на душе сразу стало легче и, в доказательство своему новому качеству, из всего контингента он отправил на тот свет не более десяти человек. Это были наиболее «достойные» представители. Большинство из них научились казаться нормальными и готовились к выходу на свободу, чтобы снова представлять опасность для окружающих. Горин помешал их планам. Он рубил их прямо на кроватях. А один раз даже переусердствовал и рассек психа вместе с койкой.
Закончив, Горин вернулся в кабинет доктора Бабешко, обошел кровавую лужу, образовавшуюся от останков санитара, и уселся в кресло хозяина кабинета, забросив ноги на стол, чтобы не испачкать их кровью. Взглянув на список на столе со своей вычеркнутой фамилией, Артем ухмыльнулся и откинул голову на спинку. Надо было поспать перед дальней дорогой.
В лечебницу с особым режимом содержания Горина везли в отдельном специализированном вагоне. Неприметный снаружи, он практически целиком состоял из стали. Окон в нем не было: лишь несколько вентиляционных отверстий. Единственную массивную дверь можно было отпереть только снаружи. По центру вагона располагалось четыре металлических скамьи с деревянными настилами. Три из них были незаняты. На одной лежал Горин, руки, ноги и туловище которого были притянуты к скамье металлическими цепями и кожаными ремнями. Меж зубов его, словно удила, был зажат валик из твердой резины, тоже притянутый к скамейке. Артем из-за этого валика не мог разговаривать, только дышать. Снималось это незатейливое устройство лишь два раза в сутки — во время приема пищи. Со всех сторон скамейку окружала странного вида конструкция из остро заточенных штырей и лезвий, не оставлявшая лежащему на скамье человеку ни малейшего шанса на побег в том случае, если вагон вдруг сошел бы с рельсов.