Черный охотник (Дракон Конга - 2)
Шрифт:
Длинный меч со свистом рассек воздух, и... солдат свалился в беспамятстве, получив точный и сокрушительный удар в нижнюю часть голени.
Подросток вопросительно взглянул на седовласого.
Тот стоял с каменным лицом.
Тогда отрок просто уселся на пол, скрестив ноги, и стал ждать. Спустя несколько минут солдат зашевелился. Подросток повернул к нему круглую голову с пучком черных волос на затылке. Он смотрел, как конгай садится, трет ладонью ногу, озирается по сторонам...
– - Ты волен умереть от своей руки!– - сказал седовласый.
Солдат засмеялся.
– - Закончи уж!– - сказал он и бросил свой меч отроку.
Тот поймал меч. Конгай сбросил шлем, похлопал себя по шее и снова засмеялся, вернее,
Отрок метнул меч. Солдат продолжал хохотать. Он не уклонился, и широкий клинок вошел в разинутый рот, разом оборвав смех.
Четвертый, пятый, шестой, седьмой поединки неизменно заканчивались гибелью конгаев. Лишь одному из моряков-воинов удалось легко ранить своего противника. Другие не сумели даже прикоснуться к своим убийцам.
Несмех и представить себе не мог, что человеческое тело может стать столь совершенным оружием. Мальчики, подростки управлялись с опытнейшими конгайскими воинами за каких-нибудь несколько минут.
Несмех все еще держал в руке меч в ножнах, когда восьмой солдат вступил на площадку. С начала первого поединка прошло чуть больше получаса.
Восьмой конгай получил неожиданное преимущество. босые ноги его соперника скользили в лужах крови, покрывших площадку. Его же собственные, подбитые акульей кожей сапоги -- нет. Пользуясь этим, он теснил своего противника, мальчика, на вид не старше 12 лет. Тот уклонялся от ударов, отступал, не решаясь на те, почти акробатические, трюки, которые принесли победу его соплеменникам. Рослый конгай гонял его от одного бортика к другому, и, не будь на солдате тяжелых доспехов, стесняющих движения, воин, возможно, уже достал бы своего противника. Несколько раз отрок терял равновесие, но всегда успевал вскочить или перекатиться в сторону, прежде чем клинок касался его кожи. Туземец не получил ран, но был с ног до головы покрыт чужой кровью.
Он устал. На его счастье, конгай тоже устал. Время от времени противники останавливались и глядели друг на друга. Это был самый долгий поединок, дольше всех предыдущих, сложенных вместе. Конгай сделал очередной выпад. Но на сей раз юный туземец не отступил. Он неожиданно упал на пол и покатился под ноги воину. Конгай споткнулся о него и растянулся на каменном полу. Отрок мгновенно вскочил и прыгнул на поверженного врага. Удар его ног был направлен в просвет между кирасой и шлемом, но за миг до того, как он обрушился на шейные позвонки конгая, тот приподнял голову и дернулся вперед. И удар пришелся на защищенную кирасой спину. Воин извернулся и успел ухватить отрока за щиколотку. А ухватив, рывком подбросил вверх: тот ведь был совсем легкий. Юный туземец упал на спину, попытался второй ногой сбросить державшую его руку. Но конгай подставил браслет и ранил его в подошву, а сам уже привстал, поднимая меч. Юный боец перестал сопротивляться. Клинок взлетел над ним, туземец испустил пронзительный крик... и меч выпал из руки конгая. Голова солдата откинулась назад, словно он получил удар в подбородок, глаза его закрылись, и он, отпустив ногу отрока, повалился набок.
Мальчик поднялся и, прихрамывая, подошел к седовласому. Седовласый шагнул вперед и, перегнувшись через барьер, обнял юного победителя.
Несмех был так поражен происшедшим, что не сразу заметил, что тишина в пещере сменилась гулом десятков голосов. Он забыл даже о собственной участи, о том, что остался единственным из девяти выбранных, и шансов у него никаких, с его-то умением владеть оружием.
Взгляд седовласого остановился на фарангце.
– - Я должен сражаться?– - спросил Несмех.
– - Ты не хочешь?
– - Не хочу!– - проговорил юноша, стараясь придать голосу твердость.
Глаза седовласого, серые, пронзительные, казалось, заглядывали в глубочайшие из тайников его сознания, в такие сокровенные уголки, о которых и сам Несмех не мог даже догадываться. Юноша вдруг ощутил терпкий запах смолы, услышал потрескивание
Сильный голос седовласого ворвался в это безмолвие и разбил его, как форштевень корабля разбивает волны.
– - Не сражайся! Но знай, что ты не вернешься в свою страну.
– - Я -- пленник, -- согласился Несмех.
Он был готов и к худшему.
Седовласый улыбнулся. Это была пугающая улыбка. Он вновь вонзился взглядом в Несмеха, прошил его насквозь, и юноша понял: за словами Хозяина Реки стоит нечто большее, чем просто запрет на возвращение.
– - Да, ты пленник!– - подтвердил седовласый.
Он кивнул стоявшему за спиной Несмеха, и тот, взяв юношу за плечо, увел его из подземного зала.
Ночью Несмех проснулся от чужого присутствия. Он лежал в маленькой пещере, куда его отвели вчера. Две яркие звезды сияли там, где был выход. Звуки Гибельного Леса, приглушенные, приходили снаружи.
– - Это он?– - раздался совсем рядом с его головой голос седовласого.
– - Да!– - ответил другой мужчина, чьего голоса юноша прежде не слышал.– - Да!– - повторил он и добавил еще что-то, чего Несмех не понял, потому что не слишком хорошо знал хольдский, на котором говорили Хозяева Реки.
Твердая легкая ладонь коснулась лба юноши.
– - Он не знаком с Поющим магом!– - произнес незнакомец. В его голосе чувствовался скрытый ритм.
– - Он не знаком с Поющим магом. И он не воин.
– - Я -- строитель!– - сказал юноша.
– Пусть скажет, как он оказался на корабле?– - спросил неизвестный.
– - Меня не спросили!– - буркнул Несмех.– - Долго рассказывать...
– - Мы послушаем!– - сказал седовласый.– - Говори.
Несмеху ничего не оставалось, кроме как выложить свою историю. Как его схватили в фарангской таверне. Как посадили на корабль и привезли на Юг. Не скрыл, что не представляет, зачем понадобился сотнику: среди ветеранов он был подобен рабочему парду, очутившемуся в стае кугурров Его обучали и он делал успехи потому, что был силен и ловок. И не глуп. Может, через год-другой, пройдя десяток стычек, Несмех и стал бы неплохим воином. Неплохим, но не отличным. Не было в нем настоящего запала, холодной ярости, которая только и делала конгского моряка-воина непобедимым. Все это Тилод-Несмех понимал. Понимали это и другие: сам сотник, командир его десятка. Но его уже внесли в списки, и до конца рейда Несмех должен был оставаться на корабле. Или умереть.
Несмех рассказал о том, как плыли они вверх по Проклятой...
– - Зеленой! Называй ее Зеленой!– - произнес седовласый, и это был единственный раз, когда он перебил юношу.
Рассказ получился короче, чем казалось Несмеху. Теплая ладонь незнакомца оторвалась от лба фарангца. Двое негромко переговаривались. Юноша улавливал отдельные слова, но смысл разговора ускользал. Он мог только догадываться, что речь идет о нем. Несмех не испытывал страха. Хотя то, что он увидел вчера, говорило: Хозяева Реки без уважения относятся к жизням пришельцев. Несмех не боялся просто потому, что его воспитывали как мирного человека, а не воина. Собственная жизнь оставалась для него священной, и он привык ставить ее выше, чем жизнь других. И защищать ее, как воин, Несмех не привык. По сути своей он так и остался деревенским парнем, с неторопливой речью, цепким вниманием и неистребимым дружелюбием к миру. Миру жестокому, но уступающему напору ума и хитрости. Медлительный в решениях, предпочитающий не делать ровно ничего, если не уверен в успехе, Несмех был упорен и предприимчив, гурамский песследопыт, когда решал добиться своего. В Фаранге эти качества принесли ему успех. И здесь, на Юге, в сердце Гибельного Леса, они, как ни странно, подарили ему жизнь, хотя сам Юг требовал от человека совершенно других свойств.