Черный передел. Книга II
Шрифт:
– Давайте ближе к делу! – крикнул кто-то из толпы.
– Даю, даю! – поддакнул оратор. – Позвольте провести народное вече на тему «Куда нас с вами завели предатели». У меня в руках секретные документы, а именно: копия тайного сговора немецкого канцлера Коля и Горбачева. В нем говорится о том, что оные лица заключили договор о разделе интересов между СССР и Германией. За эти жалкие подачки нашим новоявленным фюрерам канцлеру обещано «закрыть глаза» на распад государств Югославии и Чехословакии, о ликвидации ГДР. По этому договору Словения и Хорватия попадут в сферу интересов Германии,
Площадь загомонила. Оратор продолжал бросать яростные фразы:
– Русские братья и сестры! Вот уже более семидесяти лет в России нет русского правительства! Нет у нас и русской Конституции! Нет русской партии, коммунистическая не в счет! Вы только вдумайтесь в мои слова: в каком-нибудь Кыргызстане есть ЦК Компартии, у Литвы – ЦК, у Казахстана – ЦК. Даже у Ойрот-Туры – горком! А у русских? Где ЦК Компартии России? То-то! Верно ли я говорю?
– Про ЦК хватит! Нам без него ни холодно, ни жарко! Ближе к делу двигайся! – выкрикнул все тот же пьяненький голос.
– А вы хотите знать, почему у нас до сих пор нет русской партии? Кому-то очень нужно, чтобы у нас, русских, навсегда отбило национальную гордость, национальную память!
– Хорош брехать! – раздались голоса. – Сам-то из каких будешь?
– Понимаю вас, братцы, тяжело слушать сии истины! – напористо продолжал неизвестный Русичу доктор наук из Воронежа. Он, казалось, вообще не слышал выкриков из толпы. – Скажите, где наша с вами русская газета? В Советском Союзе есть всякие «Правды»: татарские, удегейские, якутские, а русских нет. А радио? А телевидение, на котором засели люди с весьма сомнительными фамилиями?
Это уже становилось малоинтересным. Русич попробовал уйти, пробиться через разношерстную толпу, ничего не получилось. Волей-неволей пришлось слушать вспотевшего оратора:
– Ответьте мне, люди Старососненска, как случилось, что 170 миллионов вдруг забыли напрочь, что они русские. Почему мы живем без Бога в душе, без православных церквей, без национальных клубов, без русских священников? Кто совершил над нами операцию амнезии?
– Чаво, чаво? – дурашливо вопросил какой-то мордатый парень, что стоял, позевывая, рядом с Русичем.
– Амнезия – операция по удалению памяти. Нет, это не русские сделали! А кто же? Судите сами, в 1917 году, когда свершилась так называемая Октябрьская революция, из двух тысяч красных комисаров, запомните эту цифру, одна тысяча восемьсот тридцать два человека были лицами нерусской национальности. Кто их звал сюда, кто просил делать революцию? Знаете ли вы, люди, что Каменев, Зиновьев, Троцкий и иже с ними никакие не Зиновьевы, не Каменевы, а бронштейны и розенштейны? А русские псевдонимы взяли, чтобы заморочить россиянам голову, чтобы тульские да рязанские мужички батрачили на них? Посему я призываю вас, русские люди, объединяться! Если понадобится, то встать с оружием в руках против замаскированных иноземных поработителей.
– Ты не доктор наук! – не выдержал Русич. – Ты провокатор! Хочешь, чтобы и в России пролилась кровь? Убирайся прочь, покуда цел! – Взмахнул кулаком.
Русича
И вдруг Пантюхин узнал Русича.
– Говнюк! Очухайся! – заорал он прямо в лицо Алексею. – Опять прешь на рожон, сучонок! Ну, хорошо, теперь пеняй на себя! – хотел отвернуться, уйти прочь, но Русич достал его мощным прямым в переносицу. Пантюхин кувыркнулся под ноги толпы.
Русич осмотрелся, куда бы выйти из толпы, но не тут-то было. Изуверившиеся во всем люди выплескивали свой гнев на кого попало. Бились, как обреченные гладиаторы, до тех пор, пока не завыли милицейские сирены. Алексей повернул голову и… потерял сознание – тяжелый удар обрушился на его затылок. Стало тихо и темно. Русич не видел ни милиции, ни Пантюхина, ни боевика, который ударил его металлической трубой.
Очнулся в больничной палате. Превозмогая боль в голове, попытался вспомнить, что с ним произошло?
Потом снова тьма поглотила его. Исчезла белая палата, занавески на окнах. Однако, как показалось Алексею, через мгновение сознание вернулось. И даже стало чуточку легче дышать. И тут в палату заглянула миловидная медсестра.
– Вы большая умница! – заботливо поправила одеяло, взбила подушку. – Как здорово, что вы наконец-то пришли в себя, а то…
– Я умирал?
– Нет, но врачи и ваши многочисленные друзья очень волновались.
«О чем это она? – Голова шла кругом. – Откуда друзья? Кроме мамы Зины, Толи Булатова, пожалуй, больше и нет никого. А если в дело вновь вмешался всемогущий Петр Кирыч? Я ведь для чего-то ему надобен?» – Русич закрыл глаза, стараясь ни о чем больше не думать. Однако против его желания перед мысленным взором вновь и вновь всплывали отрывочные картины митинга.
Снова неслышно приотворилась дверь, и в нее бочком, с явной опаской проскользнула медсестра. В руках она держала шприц с приподнятой вверх острой иглой. Мило улыбнулась, будто старому знакомому сказала:
– Чуточку потерпите, Алексей Александрович. Я сделаю обезболивающий укол!
– Умертвить меня хотите? – слабо пошутил Русич. – Валяйте, мне теперь все едино.
– А вы, однако, шутник! – медсестра покраснела.
Сколько Русич спал, неизвестно. Очнулся уже под утро. Блеклые тени робко пробирались в полузатемненную палату… Заслышал легкие шаги в коридоре. И заволновался, томимый предчувствием. Почему? Мало ли сколько людей ходит по больничному коридору. Но эти шаги были явно предназначены ему, звучали необыкновенной райской музыкой. Русич криво усмехнулся: «Видимо, поднимается температура, начинаю бредить». Однако шаги приближались. Отворилась дверь палаты. И на пороге, решительно отстранив медсестру, появилась женщина-фея. По палате разлился тончайший аромат духов. Русич очень удивился, чувствуя, как румянец заливает щеки.