Черный передел. Книга II

Баюканский Анатолий Борисович

– Я своих людей знаю, как самого себя. Женщина – единственная в мире. – Разинков внутренне уже ликовал, чувствуя, что заинтриговал главу правительства, что его столь неожиданно появившийся план вполне мог осуществиться. – Я уверен, Михаил Сергеевич, Галина Русич произведет за океаном настоящий фурор.

– А на лицо она как? Не больно страшная?

– Красавица. Русская красавица! – с готовностью воскликнул Разинков. – У нас ее все обожают.

– Включая генерального директора?

– Я тоже человек. – Не стал отказываться Разинков, давая возможность Генсеку самому сделать выводы.

– Хитрец ты, казак. А хитрость – признак ума. Не грех будет лишний раз напомнить дядюшке Сэму про советскую

мощь и силу, про ее научный потенциал. Правда, как говорят дипломаты, мы слегка нарушим протокол, а в остальном будем твердо соблюдать консенсус.

– Все в мире нам по силам, Михаил Сергеевич! – с трудом сдерживая радость, невпопад брякнул Разинков. – Сердечно благодарю вас, Михаил Сергеевич… Ради общего дела, – для убедительности добавил Разинков. Мысленно поторопил Горбачева, так хотелось побыстрей обрадовать Галину Ивановну.

– Что ж, у меня пока вопросов нет. Передайте мою личную благодарность от имени Политбюро старососненским металлургам, давайте больше стали Родине! А ты, казак, жди звонка из канцелярии через три дня. Ну, будь! – Лицо Генерального секретаря растворилось на крохотном экранчике не сразу, некоторое время контуры знакомого лица еще туманились, потом исчезли.

Разинков вытер ладонью пот с лица, со лба, забыв о платке, попытался расслабиться, мысленно просчитал все детали важного разговора: не перебрал ли где-нибудь лишку, не проговорился ли, не выдал ли себя. Нет, кажется, все было чинно-благородно, вел себя спокойно, порой дерзковато, но вполне пристойно, кажись, выглядел солидно и умно, горел заботой о родном производстве. Правда, на комбинате, узнав об их поездке, снова начнут чесать языка, и так всякое болтают про их связь, но… собака лает, а караван идет дальше.

Галина Ивановна, словно предчувствуя, чем закончится разговор с Горбачевым, сама распахнула дверцу автомобиля, молча, с откровенным любопытством уставилась на начальника-возлюбленного. А он, мастер на всякие шутки, нарочно состроил озабоченную мину, дескать, весь в государственных заботах, не до женщин. Однако долго сохранять маску никак не смог. Волновало присутствие любимой женщины. Галина Ивановна потянулась к нему, прильнула голым плечом, и от нее распространился по машине одуряющий аромат осени, заморских духов, легкого пота и еще чего-то обалденного.

– Ну, целуй меня, пока я с поезда! – по-мужски пошутил Разинков, подставляя женщине губы. – Торопись, а то возьму и раздумаю.

Галина Ивановна не заставила повторять просьбу. Он обхватил ее огромными ручищами. И снова смешалось все: небо и земля, солнце запуталось в вершинах сосен, подсвечивало теперь откуда-то изнутри, птицы засвистели на разные голоса. Все повторилось снова. Жизнь для этих немолодых началась заново. И, казалось, теперь ей не будет конца. Разинков и Галина Ивановна отлично понимали, что их близость и взаимное влечение – перст судьбы.

Наконец Галина Ивановна выбралась из медвежьих объятий Разинкова, села, поправляя прическу, опасливо косясь в сторону притаившегося охранника. И Разинков, отворив дверцу машины, стал зорко оглядываться по сторонам. Начальственные дачи, конечно, хорошо охраняются, тем более что соседом у него был сам Петр Кирыч, первый секретарь обкома партии, но… чем черт не шутит. Однако ничего подозрительного не заметил.

– Ну, Галка-палка, подвезло нам с тобой. Мой подарок ты должна оценить по классу люкс.

Сядь-ка, подруга, поближе, обойми покрепче. Вот так, хорошо. Теперь внимай: мы с тобой едем в Америку.

– Вдвоем? Наконец-то! – искренне обрадовалась Галина Ивановна и зарделась, как девочка. Господи! Неужели сбудется мечта? Не менее семи раз получала она приглашения из-за океана, сколько раз ждали ее «металлурги-непрерывщики» на симпозиумах и семинарах,

особенно был настойчив владелец концерна из Питсбурга мистер Вуд. В свое время, когда в Старососненске пускали первый в мире комплекс по выплавке и непрерывной разливке стали, мистер Вуд никак не мог поверить в то, что вся сталь будет разливаться на установках, без привычных в мире запасных емкостей-изложниц. Именно этот добродушный и дотошный толстяк во время осмотра кислородно-конвертерного комплекса незаметно отошел от группы иностранных гостей и самостоятельно попытался обнаружить спрятанные, по его мнению, изложницы. Все министерское начальство, помнится, тогда сильно обеспокоилось. С кипящими металлами шутки плохи. Мистера Вуда, конечно, быстро обнаружили. Он самолично убедился: запасных изложниц в цехе нет. А вечером на банкете подсел к Галине Ивановне и на вполне сносном русском языке предложил ей переехать на работу в Штаты, на его заводы. Жалованье предложил определить себе самой, все желания пообещал выполнить. Она было возликовала, не думая, согласилась на столь заманчивое предложение. Но через два дня ее вызвали сначала в первый отдел, а затем в городское управление КГБ, провели профилактическую беседу о том, что ждет изменника Родины, куда бы он ни уехал. Потом, когда железные вожжи чуть-чуть ослабли, мистер Вуд вновь вспомнил о Галине Ивановне, прислал запрос-приглашение прямо в Министерство черной металлургии. Но Разинков был в то время очень зол на Галину Ивановну за неподатливость, мстил по-мелкому, отправляя в самые престижные командировки за границу иных льстивых приближенных, даже заместителей Галины Ивановны. А последний раз ее вызывали телеграммой в Штаты на симпозиум по скоростной разливке металла. Однако и на сей раз поехать не удалось: бывший муж находился в заключении, что пятнало ее биографию. Нынче времена, кажется, переменились.

– Так едем мы в Америку или?.. – Галина Ивановна сгорала от любопытства. Разинков, хитрец в высшей степени, темнил, бросил крючок и делал вид, что занят шнурком. Весь его вид говорил о том, что в настоящее время шнурок для него важнее Америки. Даже про разговор с Генеральным секретарем ничего ни говорил.

– На слабых женских нервах играешь, злодей? – не выдержала Галина Ивановна, вцепилась зубами в мочку уха Разинкова, отлично зная, чем взбудоражить любовника, притянула к себе, чмокнула в щеку, в нос. – Медведь, ты долго будешь меня мучить? Это же мечта поэта – вдвоем съездить в Соединенные Штаты!

– К сожалению, нас будет в команде четверо, – проговорил Разинков, скорчил обиженное лицо, – ты вправе отказаться. Да отпусти ты мое ухо, откусишь. Представляешь, я в Америке, на высших приемах, в сенате, на ранчо президента и… без уха.

– Итак, четверо! – резюмировала Галина, отстранившись от Разинкова. – А не сказал товарищ Горбачев, кто еще попадет в число членов делегации?

– Сказал под большим секретом, – Разинков уже еле-еле сдерживался, щеки дергались от подступающего смеха. – Михаил Сергеевич Горбачев и Раиса Максимовна Горбачева! – Разинков притянул к себе Галину Ивановну, прижал к груди. Он больше не скрывал своей огромной радости. Принялся тормошить женщину, запустил ручищу в разрез платья, потянулся с поцелуями.

– Если бы хоть раз увидели подчиненные своего грозного директора в такое время! – Галина Ивановна хорошо изучила начальство, именно такая фраза обычно действовала на человека, как ушат холодной воды. Чтобы прекратить игру, проговорила серьезно, оправляя платье: – У тебя, Александр Михайлович, сейчас странное настроение, посему пошли пообедаем. В спокойной обстановке все и расскажешь. Но если розыгрыш устроил, я тебе такой тарарам устрою – небесам станет жарко! – погрозила генеральному директору пальцем, как милому дитяте.