Чёрный пёс

Бубела Олег Николаевич

Эти хитрюги поступили просто: взяли китайские иероглифы, которые были созвучны слогам японского языка, дополнили их гласными и изолированным согласным «н», после чего упростили написание, для большего удобства сделав символы округлыми. В результате появился стиль, известный как «женское письмо», удобный и практичный. Причем, несмотря на «неакадемичность» хираганы, ученые мужи не брезговали использовать ее в своих трудах, когда понимали, что читатели точно не поймут смысла используемых ими «классических» иероглифов.

И вот, казалось бы, что еще нужно? Имеется сложное, «высокое» письмо, на котором общаются аристократы,

есть примитивное «женское» графическое отображение языка, доступное даже детям. Но нет – спустя несколько веков японцы придумали третий стиль написания, катакану! Она тоже являлась слоговой азбукой, тоже была заимствована у китайцев и даже символы выглядели похоже, только являлись более простыми и угловатыми – видимо, целью изобретения была скоропись. Однако создатели наверняка специально издевались над своими соотечественниками, поскольку из всех похожих символов хираганы и катаканы по звучанию совпадал всего один.

Но ведь прижилось же! Причем этот стиль оказался настолько живучим, что используется до сих пор наравне с остальными, подтверждая тот факт, что все япошки – гребаные мазохисты! А в итоге получается, что ныне в самых, мать их за ногу, обычных японских текстах, в одном, бляха муха, предложении можно найти сразу три, сука, варианта письменности! Кандзи, которые используются для основных слов, хирагану, обозначающую имена собственные, суффиксы и подсказки для чтения иероглифов, и катакану, выражающую технические термины, заимствованные слова и все прочие «сложные» понятия, либо подчерчивающую смысловую важность отдельных элементов текста.

От этого абсурда мне хотелось плакать и материться. Насколько же должен быть извращенным разум, чтобы смириться с необходимостью запоминания десятков тысяч уникальных символов, и при этом решительно отказаться от аналогично завезенной в страну латиницы? Радовало, что после Второй Мировой войны американцы попытались сделать из япошек нормальных людей. По инициативе Штатов в стране была проведена реформа орфографии, направленная на упрощение кандзи, резкое сокращение их количества, используемого в художественной литературе, удаление «дублирующихся» символов в слоговых азбуках и прочие очень полезные вещи.

Реформа хоть и была принята негативно, но заметно упростила жизнь обитателям островов и тем, кто вынужден тесно соприкасаться с японской культурой. Так, ныне достаточно знать «всего» три тысячи иероглифов, чтобы в общих чертах понять любой современный японский текст. Проблема в том, что библиотека клана Минеко содержала свитки, возраст которых исчислялся веками, поэтому я вместе с Шивой познавал боль и страдание, пытаясь расшифровать скрытый в них смысл. И мою горечь удваивал тот факт, что данная литература даже не содержала магических знаний! Ведь Котенок решила начать с чего полегче – клановых хроник, правил поведения в человеческом обществе и женских романов. Чтива, бесспорно, интересного, но для меня бесполезного.

Справившись с усвоением памяти Шивы, я вынырнул в реальность, потер побаливающие виски и плеснул немного целительной магии, чтобы привести в чувство натруженные извилины. Перед глазами все еще стояли ровные столбики иероглифов, а в ушах витало эхо девичьего голоса, мысленно озвучивающего написанное. Поглядев на часы, я понял, что с момента получения посылки прошло всего двадцать минут. В принципе,

неплохо!

Вот только последующая проверка показала, что изученный объем языковых знаний оказался не слишком велик. И пусть теперь я мог понять смысл какой-нибудь японской таблички с объявлением, однако тот же состав заварной лапши, картинку с упаковкой которой я сумел отыскать в своей памяти, получилось распознать едва на треть. Симатта! Ну а о том, чтобы полноценно перевести на нихонго какую-нибудь детскую книгу и вовсе речи не шло. Вот же, кусо!

– Сириус-сама, пожалуйста, не выражайтесь! – пришла в сознание робкая мысль смущенной Шивы. – Вы уже готовы принять еще одну порцию моей памяти?

Утомленный разум взмолился о пощаде, напомнив о том, что для изучения японского я вполне могу воспользоваться проверенным способом Котенка, которая всего за половину моей книги сумела не только обогатить словарный запас, но и практически избавилась от своего акцента. Да и в сумке у меня лежат до сих пор непрочитанные материалы по колдомедицине и зельеварению, коих накопился приличный объем. Они всяко полегче нихонго будут.

Однако я понимал, что у аякаси нет навыка быстрого «распечатывания» текста, а книги на японском будет сложно отыскать даже в Лондонской библиотеке. Магии у меня много, мозги пока работают, а отдохнуть я смогу за очередным сеансом книгоделания. К тому же, мне самому было любопытно, сумею ли я за одно утро освоить хотя бы половину языковых знаний своей ушастой супруги. Поэтому, призвав в помощь всю свою решимость, я отозвался:

– Готов!

Следующая посылка Котенка оказалась намного объемнее. В этот раз я занимался чтением семь суток без перерыва. К счастью, теперь тексты оказались намного интереснее. Некоторая их часть была посвящены возможностям представителей разных видов аякаси, их повадкам, ареалам обитания и характерам, которые зависели от родной магии духов. К примеру, водные змеи-мизучи были спокойными и хладнокровными, паучихи-дорогумо славились своей хозяйственностью и терпеливостью, а кицунэ обладали вспыльчивым и любвеобильным темпераментом.

Также немало свитков содержали данные о японских кланах волшебников, их специализации, сферах влияния, врагах и союзниках. И пусть сейчас многие из этих стратегических сведений устарели, они помогли мне понять, кто есть кто на японском Олимпе. Но главное – среди изучаемых Шивой книг попадались учебные пособия по магии. «Древнеяпонский рунный алфавит», который оказался похожим на китайские кандзи, но лишь стилем начертания, а не деталями. «Общие принципы составления рунных печатей», которые являлись двухмерным отображением сложных чар. «Методика создания бытовых и защитных амулетов», многие из которых по возможностям и соотношению затрат силы превосходили британские аналоги. «Техники атакующей магии»…

За последний свиток я был особенно признателен Котенку, ведь после его прочтения сумел осознать, почему основной массе японских волшебников не требовались магические концентраторы. Ответ прост – татуировки! Эти магические рисунки на коже выступали своего рода артефактами, напрямую подключенными к магическому резерву одаренного. Они могли защищать от магического и ментального воздействия, гасить физические удары и концентрировать внимание, повышать природную регенерацию тела и проводить энергию к нужной точке.