Черный плес
Шрифт:
Снова полилась водка в стопки, загудела застольная беседа. Кажется, Илья с Никитой о чем-то переговаривались через мою голову. Сама я очнулась, только когда Никита обратился ко мне.
– Ксеня, пойдем, поговорим! – сказал он, и я беспомощно посмотрела на Илью.
Муж мой усиленно делал вид, что не слышал брата, и не видел меня.
– Мы только поговорим, и вернемся, - зачем-то сказала я и поднялась.
Когда мы с прихрамывающим Никитой выходили из избы, послышались реплики о том, что нам действительно есть о чем переговорить, и что неплохо бы было при этом разговоре присутствовать Илье. Никита увел меня
– Ты же меня не забыла? – спросил Никита.
Я занималась поиском доступной для нервного выдирания травки.
– Не забыла… - сам себе ответил Никита, - Тогда зачем?
– Что – зачем? – переспросила я, на самом деле понимая, о чем он.
– Зачем за Илюху выскочила?
– Он любит меня… - кажется, я все же сказала это.
Никита только поднял бровь. У меня загорелись щеки.
– Ты моя, Ксеня, - наконец услышала я.
«Мое сердце остановилось, отдышалось немного и снова пошло».
– Уже нет… - выдавила я.
– Ты моя! – Никита схватил меня за плечи, - Моя, моя! – кричал он.
Я понимала, что от этого разговора теперь можно спастись только бегом, но вырваться не могла и не хотела.
– Так получилось, Никита! – заглядывая ему в глаза, я с наслаждением называла его по имени. – Так получилось, понимаешь ты?
– Не получилось ничего! Так нельзя! Ты моя!
– Нет, Никита, теперь не твоя, - казалось, что сейчас с моим сердцем случится разрыв, - Не сложилось… Ничего теперь не поделаешь…
– Не сложилось? Ты так это называешь? Не сложилось? А я это назвал бы по-другому…
– Как? – может быть я и не задала этого вопроса.
– Предательство, Ксеня…
– Предательство? Ты же умер! Понимаешь? Не было тебя! Совсем вообще нигде не было! – мне было страшно говорить это, но обвинения Никиты были еще страшней, - Поминки были, вот за тем же столом, что сегодня сидели! Крест стоит в Прямухино, сходи, глянь!
– Но меня-то нет под тем крестом! – снова закричал Никита.
– Я и говорю – нигде тебя не было…
В конце концов, я разрыдалась, с трудом вырвалась от Никиты и уговорила Илью уехать домой.
«6»
– Получается, что зря Никитка не погиб… - сказал спустя пару недель после возвращения брата домой Илья.
Он сказал это, глядя в окно, за которым куцый снежок пытался навести зимний порядок. Я же, мгновенно забыв, зачем открыла холодильник, замерла от злой рассеянности. Потому что Илья был вроде как и прав.
– Чего ты говоришь-то? – шепотом спросила я, захлопывая дверцу холодильника. – Как это зря?
– А сама не знаешь, как это? – не поворачивая головы, переспросил Илья.
Я понимала. И от этого неприятно заскребло на душе чьим-то мерзким коготком.
– Или, может быть, зря, что я есть… - пожал плечами Илья.
Он наконец посмотрел на меня.
– Что ты хочешь сейчас? Чтобы я сказала, что все супер? Что мне уже по барабану на Никиту? Или на то, что я не дождалась его? Что ты хочешь от меня? – нужно было молчать, но я говорила это.
– Если бы я знал, Ксень, что он жив…Я бы никогда…
– Ты с ним не виделся больше?
– Нет…
– И не надо, давай вообще уедем? – я надеялась, что Илья поймет – встречи с Никитой разобьют мне сердце.
И мы решили уехать.
Решить было легче. На деле оказалось, что учебный год, безденежье, страх и любовь не позволяют мне покинуть Прямухино.
До лета мы дотянули. Никиту я не видела, хоть и подстраивала наши встречи, как бы невзначай. Но небеса видимо хранили его от этих встреч. Мы разминались у магазина, я опаздывала на тот автобус, в котором ехал Никита, заболевала, когда Илья решался, наконец, съездить к родителям, с которыми жил его брат.
Во время своего летнего отпуска у нас погостила немного Олеся. Она горела желанием увидеть Никиту. Развести нас с Ильей. И выдать меня замуж за его брата. Я твердила ей, что это невозможно. Потому что не для того я выходила замуж, чтобы разводиться. Потому что просто нельзя построить счастье на несчастии.
Олеся возмущенно качала головой, но не спорила. Наверное, поняла, наконец.
Потом она уехала, и я заскучала. Такая тоска охватила, казалось, что от нее даже умереть можно. Как будто жизнь из души тянула. И тогда я отправилась к своей родственнице – Еве. Когда-то мы общались с ней тесно, потом я потеряла интерес к дружеским посиделкам, а теперь, спасаясь от своей тоски, снова захотелось с кем-то поговорить.
Я плакала и жаловалась на жизнь, отпивая понемножку из стакана водку, так что к вечеру тоска почему-то стала глобальней, тело стало существовать отдельно от хозяйки, а голова работала только в одном направлении – хотелось увидеть Никиту.
– Я понимаю, что Илья надежный, любящий, что с ним я – за стеной каменной. Но если не мой это человек, то будь он, хоть ангелом, что я поделаю? Ну не мой он. А когда твой, то уж пусть там разное может быть, понимаю, что и не идеал, и трудно с ним, но – мой. И тогда уже все преодолеешь, с другим настроем тогда вообще жить будешь. Как мне не хватает этого ощущения покоя, когда душа уже не рвется никуда потому, что уже нашла причал свой. Но – невозможно. И горько так. Но с другой стороны – без этой-то горечи уже и пресно. Реанимацию как проводят? Шоком. Вот и мне, чтобы жизнь не угасала, нужна реанимация. Шоковой любовью. Я эту свою любовь к Никите ни за что и ни на что не променяю, потому что без нее уже и я - не я буду. Но как же хочется все исправить! Ведь так плохо! И ему еще хуже. Как он бедный мучается! Эх, можно бы было жизнь назад отмотать! – последние слова заставили меня крепко задуматься.
Кажется, в моей жизни уже было когда-то что-то подобное. С возвращением назад.
– Как это ты все понимаешь про любовь? – отвлекла меня от размышлений тоже захмелевшая Ева, - Может, ты себе сама придумываешь? Или так – по привычке все думаешь, что Никиту любишь?
– Не знаю, мне не объяснить. Просто он – это мир, это все. Понимаешь?
– Нет, - честно призналась Ева, - у меня такого не было.
А потом меня охватило такое жгучее желание увидеть Никиту, что, не слушая уговоров Евы и своей совести, я постучала в окошко дома, в котором жил мой любимый. Может быть, он почувствовал, что это я, а может быть, просто повезло, но на мое счастье, на крыльцо вышел именно Никита. Он стоял на верхней ступеньке, сложив руки на груди, а я смотрела на него снизу, и мне казалось, что слышала, как бьется его сердце.