Черный престол
Шрифт:
— А я давно предлагал ограбить какой-нибудь купеческий обоз, — невозмутимо произнес Ирландец. — Но никто меня не слушал.
— Не помню, чтоб ты предлагал, хотя... я и сам хотел говорить об этом. И провернуть это дело нужно быстро — до вашего со Снорри отъезда. Чтоб было чем с радимичами торговать, ха-ха!
Хельги-ярл потер руки, с недоумением чувствуя, как что-то внутри него восстает против этого, такого обычного для викингов, действия. Но почему, почему восстает? Что-нибудь другое можно придумать? Вряд ли... Хотя...
— А ну-ка, буди этого лежебоку Снорри!
Бывший волхв-чаровник Хевроний, изгнанный из славной жреческой корпорации
— Чаровник — и без дела? — выслушав пьяные причитания Хеврония, расхохотался Мечислав. — Ты что, уже успел пропить все свои чары?
— Нет, не успел, — покачал головой Хевроний, достал несколько небольших чарок — оловянных и медных, — вывалил со звоном на стол, — вот, мол, не такой уж я и пьяница!
— Ты, между прочим, давненько мне должен, — почмокав губами, напомнил хозяин корчмы. — Когда отдашь?
Хевроний похолодел — вот так и теряли люди свободу, становясь кто закупами, кто рядовичами, а кто и полными рабами — холопами да челядью. Таким вот челядином, видно, решил сделать его ушлый Мечислав-людин, использовать для своих надобностей — опаивать чарками гостей, а потом грабить. Известное дело — вот оно, чародейство!
— Нет, нет, Хевроний! — Словно подслушав думы чаровника, Мечислав замахал руками. — Нет, людишек спаивать — не для тебя дело, на то у меня, чай, другие найдутся, тут великого ума не надо. А ты... Ты, говорят, чародеем был изрядным?
Хевроний приосанился, бородищу растрепанную пригладил.
— И руки у тебя ловкие?
— Так ведь с чарками-то управляться, чай, нужна ловкость.
— Вот и отработаешь должок мне. Ловкостью своей да чарками.
С тех пор и улыбнулось бывшему волхву счастье. С подачи Мечислава-людина, стал он крутить на торгу да на пристани чарки, да жемчужину меж ними катать. Катает, катает — потом накроет чаркой жемчужину: поди угадай, под какой? Кто угадает — тому жемчужина, ну а не угадал — давай, что есть: шапка — так шапка, браслет — так браслет, онучами да лаптями тоже не брезговал, птичка по зернышку клюет. Не один Хевроний работал, в артели. Кроме него, еще были старый дед да отрок — жемчугоугадыватели, они и выигрывали, народишко глупый завлекали. Еще и охрана — двое молодцов с тупыми мордами и наглым звероватым взглядом. Дело свое туго знали: едва кто-то из проигравших начинал ерепениться — являлись тут же, словно из-под земли: а ну, кто тут наших старичков забижает? Неруч Кривой Нос еще был — мужичонка хитрый, — тот всё сразу высматривал: и как торг идет, и кто чего купил-продал, да где людишки кваску хмельного хлебнули, да в таком количестве, что теперь и море им по колено, и Днепр — ручей пересохший. А буде являлись на торг дружинники-гриди, Неруч сразу — шасть к ним. Шапку в руку, поклонится, разговор заведет. И опомниться не успеют гриди, как у них в руках то ткани баской кусок окажется, то поясок узорчатый, а то и браслетик витой. За то гриди Неруча сильно уважали.
Так и кормились. Хевроний подумывал уже и пить бросить — да и некогда пить было, всё работал, а вечерком если и выпьешь, так чуть-чуть, не как раньше. С трясучими-то руками наутро какая работа? Должок Мечиславу быстро отдал, однако уходить на вольные хлеба не торопился — себе дороже. Тут тебе и артель, и защита. Всё Мечиславовыми трудами.
Приосанился Хевроний, брюшко приобрел, лысину благовониями ромейскими умащивал, шел — вперед брюхом.
Вот и сегодня денек выдался — изумительный. Яркий, с молочно-белыми облаками по голубому небу и бархатным золотистым солнцем, теплым, но не жарким. К тому же артельщики на погрузке раньше обычного работу закончили — вот и проворонили их матери, жены, дочки, не успели встретить. Артельщики, кваску хлебнув изрядно, куда пошли? Ясно куда. К Хевронию. А тот уж их ждал, улыбался, как друзьям наилучшим. А ну, угадай?
К вечеру, сидя в уголке, у старого причала, чародеи-жемчужники подсчитывали дневную добычу. Неплохой выдался день, таких бы побольше. Грех богов гневить — пять жемчужин, три беличьи шкурки, серебряных монет две, шапка, кошачьим мехом отороченная, две рубахи беленых, да небеленого холста одна. Проигравшие-то так и пошли домой без рубах, вот потеха-то!
Хевроний, улыбаясь солнышку щербатым ртом, подбросил на ладони дирхем.... Поймал. Снова подбросил — опять поймал. Подбросил...
Чья-то рука ловко прибрала монету.
Хевроний, а с ним и молодцы, и дед с отроком — все, кроме Неруча кривоносого, тот к Мечиславу как убег, так не возвращался еще, — переглянулись. Ну-ка, кто тут шутки нехорошие шутит?
Обернулись — и осеклись.
Перед ними стоял воин. Сильный, в длинной серебристой кольчуге, переливающейся на солнце яркими зайчиками, в ромейских золоченых поножах и таких же наручах, в островерхом шлеме, прикрывавшем верхнюю часть лица блестящей стальной полумаской с прорезанными очами. К полумаске была прикреплена кольчужная сетка, не дававшая возможности разглядеть лицо воина.
Повертев пальцами монету, незнакомец молча убрал ее к себе в объемистый кошель, привязанный к поясу, и так же молча требовательно протянул руку:
— Остальное тоже сюда. Быстро!
Похватав увесистые дубины, молодцы вскочили было на ноги — проучить нежданного лиходея. Куда там! Хевроний не понял, что и произошло-то. Воин в кольчуге даже не доставал меча, лишь просто махнул ногами — и молодцы со стоном улетели в кусты.
— Сидеть! — Одним взглядом пригвоздив к месту собиравшихся незаметно дать деру деда с отроком, воин вытащил меч и подошел к молодцам. — Сесть. Рядом! — Острием меча он указал на старые мостки. Вокруг буйно разрослись бузина и ива, заросли были таким густыми, что местами казались вообще непроходимыми.
Опасливо косясь на меч, молодцы проворно исполнили указание. Сообразили, что шутить с ними никто не намерен. Всё более чем серьезно. Ну, не убили пока, и то хорошо.
Хевроний, ни жив ни мертв от страха, протянул лиходею-кольчужнику всю дневную добычу и на всякий случай поклонился.
Лиходей, глухо — из-под кольчужки-бармицы — усмехнувшись, выбрал кольцо, взял двумя пальцами, поднял над головой...
Вжжик!!!
Словно молния, в воздухе просвистела стрела и, пронзив кольцо, впилась в мостки между ногами деда.
В страхе Хевроний закрыл глаза... а когда открыл, воина уже не было. Искать его охотников не нашлось. Помнили, как метко стреляет его сообщник...
Ближе к ночи в корчме Мечислава-людина случился шумный скандал. Вернее, скандалил и шумел сам Мечислав — длиннорукий толстоносый тип, весь заросший рыжеватыми волосами. Схватив попавшийся под руку корец, запустил им в очаг. Пнул ногой котел, растоптал ногами оловянный кубок, привезенный с далекой аглицкой земли. Буйствовал. И причины на то были!